машина и банковский счет производят впечатление, меня за это уважают. Я даже не понимал, что сам не способен себя уважать, хотя жду этого от других. Я прятался за роскошью, лишь бы никто не догадался, каков я на самом деле. Возможно, сейчас я не так привлекателен, но я очень изменился, и все, что раньше казалось мне важным, теперь мне чуждо. Не знаю, что ждет меня в будущем, но не сомневаюсь, что больше не хочу быть прежним.

– И все это случилось за одну неделю?

– Да, невероятно! Удивительно, как я раньше был слеп.

– Ты слишком суров к себе. Все, через что ты прошел, позволило тебе осознать, каков твой настоящий путь. Ты такой же, твое сердце бьется, как и прежде, просто теперь ты видишь мир по-другому. Удивительное путешествие подготовило тебя к тому, что должно произойти. Я не прорицатель, но я ощущаю то же самое. Я предчувствую трансформацию, о которой ты сказал, и я готова к ней. Я ослабляю контроль, я доверяю Вселенной. Мы там, где и должны быть. Нужно прислушиваться к тому, что происходит, не искать ответов и не думать о будущем, потому что, я думаю, мы не способны осознать до конца величие и смысл этого мира.

Он нежно взял меня за руку. Мы шли и любовались красотой природы. Я впервые пробовала жизнь на вкус, на запах, на звук, упивалась каждым чувством, каждым видом. Мое счастливое сердце питалось энергией жизни. Меня больше ничего не заботило. Маттео крепко держал меня за руку, но помимо этого я чувствовала и другую силу, направлявшую меня на новом пути.

Тим воткнул палку в землю, соорудив таким образом солнечные часы.

– 12:30! – объявил он.

Шанти заглянул в карту и предложил дойти до деревни Добан. До нее было полчаса ходьбы, если идти в том же темпе. В итоге нам потребовалось не больше двадцати минут, чтобы добраться до нее.

Мы остановились перед небольшим домиком, и Шанти спросил, согласны ли мы на вегетарианский дал-бат. Мы страшно проголодались к этому времени и, конечно, обрадовались его предложению. Официант принял наш заказ и предложил посидеть в саду. Тим растянулся на траве и играл с кузнечиком. С этого пространства, обустроенного на склоне горы, открывался прекрасный вид на террасные посевные поля проса. Оттенки зеленого и цветовая палитра среднегорья вновь радовали глаз.

Я увидела посреди сада самодельные качели, они пробудили во мне ребенка. Горизонтальное бревно подпирали два вертикальных в форме буквы «Y». К ним была прочно привязана веревка, напоминавшая букву «U». Вот и все качели. Я села на них лицом к горизонту. Нишал вместе с Шанти уселись за стол на темно-зеленые пластмассовые стулья. Нишал скрутил самодельную сигаретку и что-то обсуждал с другом. Маттео лежал на траве. Я подошла к нему и села рядом, потом прислонилась головой к его груди. Он нежно обнял меня. Время как будто остановилось. Только мысли лениво ворочались в голове. Я жила в настоящем. Красивый пейзаж ублажал мой взор, сердце преисполнилось радостью, солнце ласково согревало нас, горы дарили силу.

Мой желудок вдруг неожиданно громко заурчал, так что все услышали и засмеялись. Я прижала руки к животу и покраснела. Даже кухарка как будто услышала, как я проголодалась, и поспешила принести на стол дымящиеся блюда. Нишал жестом поманил Тима за собой. Я остановила их и пригласила к нашему столу. Дядя вежливо отказался. Я настаивала. Нишал взглянул на Шанти. Он ждал его одобрения. Тим неожиданно осмелел и заявил, что с радостью присоединился бы к нам, но так и не научился есть вилкой.

– А я не умею есть руками. Ты можешь меня научить? – искренне попросила я.

Тим с удивлением посмотрел на меня.

– Это легко, я тебя научу.

Шанти кивнул Нишалу и жестом пригласил его сесть за наш стол. Маттео, догадавшись, что и Нишал не особенно умеет пользоваться столовыми приборами, тоже решил научиться есть руками. Мы тщательно помыли руки под ледяной водой из импровизированного умывальника, и Тим приступил к уроку. Он серьезно отнесся к новой роли учителя и скрупулезно исправлял все наши ошибки. Тим ловко скатывал рис в маленькие шарики, макал их в горячую чечевицу и аккуратно подносил ко рту. Нишал и Шанти тоже владели этой техникой. Мы с Маттео пытались повторять за ними, но у нас получалось не так хорошо, что рассмешило нашего проводника и его друга. Юный педагог сосредоточенно следил за нашими действиями и подбадривал нас. Он мрачно взглянул на хихикающих хулиганов и жестом приказал им замолчать.

Урок оказался слишком сложным и долгим, но нам попался замечательный учитель. Образец терпения и великодушия. Он изо всех сил старался помочь, делал все возможное, чтобы научить меня правильно есть, и так увлекся, что позабыл о своей еде. Я старалась не разочаровать его и во всем следовала его указаниям, так что даже несколько раз обожглась, но использовала весь рис до последнего зернышка. В трогательном порыве получить за свои труды положительную оценку Маттео тоже не оставил на своей тарелке ни крошки. Тим одобрительно улыбнулся нам обоим. Я поблагодарила его за урок, который он только что нам преподал, – урок самопожертвования. Тиму казалось это естественным и простым, но не все обладали таким редким качеством. Я была тронута.

Я вся перепачкалась во время обеда, поэтому мне пришлось снова пойти к умывальнику. Потом Маттео утащил меня вздремнуть на солнышке. Я заснула в его объятиях. Через полчаса он разбудил меня, поцеловав в лоб и прошептав на ухо, что пора идти. Нишал и Тим обсудили дальнейший маршрут с хозяином дома. Он отметил на карте адрес пожилой тетушки, которая жила как раз рядом с Тшонгом. До нее было часа два пути.

На этой высоте цвели деревья и цветы, жизнь вступала в свои права. Поля проса, продуваемые ветром, колыхались, словно морские волны. Мы шли и дышали ровно и спокойно, чтобы облегчить себе задачу. Наше внимание привлекли детские голоса. У дверей одной из местных школ стояла овечка, и малыши гладили ее. Маленькие школьники в темно-синей форме были счастливы, что у них такая подруга, да и сама овечка была не против и радостно подскакивала, подыгрывая детям. Шанти заулыбался, наблюдая за сценой, а Тим вошел в раж и начал тоже прыгать и веселиться в знак солидарности с овечкой.

Как могла я позабыть о самом главном? Как я стала такой поверхностной, почему согласилась завернуться в толстые слои равнодушия? Мои глаза наполнились слезами.

– Не суди себя строго, – сказал