Сначала все шло как обычно. Илья сказал банальный тост «за тебя», они звякнули бокалами и выпили, затем последовал тост за «родителей» и поедание салатов. Вот только разговор отчего-то не клеился. Да и Марина была какая-то странная…

– А теперь я хочу сказать, – вновь подняла бокал Марина и почему-то встала. В ее глазах появилась какая-то отчаянная решимость. Илья тоже приподнялся, недоумевая. Может, Марина хочет помянуть Макса? Но за покойных пьют не стоя, а не чокаясь. – Третий тост обычно бывает за любовь… Я давно хочу рассказать тебе, Илья, один секрет. – Он напрягся еще сильнее, Марина редко называла его по имени. – Мой секрет. Ты только не смейся, ладно? А то я уже столько лет этого не говорю, все боюсь, что ты будешь смеяться надо мной. И не делай такое лицо, ты меня сбиваешь с мысли. Я решила, что сегодня скажу все. Я слишком долго молчала и больше не хочу!

– Да что ж такое, Марин? Ты скажешь наконец, или мы так и будем стоять с поднятыми бокалами? – Затянувшийся тост начинал тяготить.

– Ладно. В общем, я давно люблю тебя! Да, все, сказала! – Она судорожно выдохнула и залпом выпила целый фужер шампанского. Илья так и застыл от удивления. Должно быть, он и правда не от мира сего, если до сих пор ничего не замечал? Не замечал, как жена стала совершенно чужой, не замечал, что сын вырос подонком, а он и не спохватился… А теперь вот выясняется, что Марина в него влюблена! Марина, родная, «подруг», как он в шутку иногда называл ее… Кто бы мог подумать? А может, она просто прикалывается над ним?

– Ну что, ты так и будешь стоять истуканом? – с обычной грубоватостью спросила она и взяла в руки конфету. Илья заметил, ее руки дрожат. Неужели так нервничает? Так, значит, не шутит? Он опустился на стул и вопросительно посмотрел на нее:

– Почему ты раньше не сказала? Почему сейчас?

– А когда раньше? Когда ты с Алкой жил? Встревать между вами, пытаться развести? Нет уж, некрасиво это. Я и молчала до тех пор, пока уж точно не поняла, что у вас все рушится. Помнишь, как мы в Испанию ездили? Я думала там сказать, но у тебя начались проблемы с Максимом, не до меня стало… Вот я и понадеялась, что сейчас, когда ты свободен… – Она говорила с каким-то горьким сарказмом, усмехаясь собственной речи, и вдруг посмотрела на него горящим умоляющим взглядом и произнесла: – Илья, почему нет? Неужели я не заслуживаю? Я всю жизнь рядом с тобой, я понимаю тебя, как никто другой, мы с тобой одно целое. Без меня ты не стал бы тем, кем стал! Твои картины… Ведь я помогала тебе всегда, ты же знаешь! Я и идеи подбрасывала, я и оценивала, и сбывала! Илья?!

Он ошарашенно глядел на подругу и не узнавал ее. Она никогда не была такой. С грустью подумалось, что им обоим будет очень неприятно вспоминать потом этот разговор. Ей будет стыдно… А может, она его даже возненавидит, потому что ничего обнадеживающего он ей, увы, не скажет. Вот уже несколько недель, как он думает о Лене, и только сейчас нашел силы признаться самому себе, что влюбился, как мальчик. И положение его еще более безнадежное, чем у Марины, – та хоть может не стыдиться своей любви, а ему стыдно, и Лене он никогда в жизни ни о чем не скажет. Какие могут быть признания, если она носит под сердцем его внука? Все это проносилось в его сознании, а Марина между тем продолжала говорить:

– Я сегодня с самого утра думала и решила – все скажу! Я чувствую, что все возможно – если хочешь, я могу переехать к тебе, а Лене мы снимем квартиру, или, если хочешь, будем жить тут, а она пусть остается в особняке. Мы будем работать, как семья, вместе, складно, – продолжала подруга растолковывать свою безумную идею, и Илья, не выдержав, оборвал ее:

– Марин, Марин, опомнись! Неужели ты сама веришь в это? Мы всю жизнь с тобой дружили, мне даже слух режет, когда ты меня по имени называешь. У нас всегда были дружески-рабочие отношения, но не больше. Я тебя ценю, люблю по-своему, я благодарен судьбе за то, что ты есть в моей жизни. И все, что ты до этого говорила о том, что я состоялся только благодаря тебе, – это все правда! Но… Понимаешь, я больше чем уверен, что, будь у нас с тобой другие отношения, мы разбежались бы через два дня.

– Почему? – спросила она почти жалобно. – Что во мне не так? Чем я плоха?

– Ну что ты, ты не плохая, но… Как бы это сказать… Слишком сильная, слишком властная, что ли…

– Я все поняла, Емельянов, – сухо и язвительно заметила она. – Тебе надо, чтобы перед тобой бегали на задних лапках, смотрели бы тебе в рот и молились бы на тебя, как на икону. Так делает твоя Лена?

– Лена тут ни при чем, – возразил он. – Извини, я не хотел тебя обидеть…

– Лена при чем, еще как при чем! – со слезами в голосе выкрикнула Марина. – Если бы эта сучка не появилась, ты был бы моим, я уверена на сто процентов! И откуда только она взялась? Твой недоносок-сынок и после смерти подложил мне свинью!

Илью с головой захлестнула обида – он никогда не слышал ничего подобного от Марины и даже представить не мог, что она может так говорить о Лене и о сыне – самом важном и самом болезненном для него. В первую минуту захотелось тоже ответить какой-то резкостью, но он сдержался.

– Я пойду, – после долгого молчания сказал он. – Все равно дальнейшая беседа бесполезна, до хорошего мы с тобой вряд ли тут договоримся!

Она кивнула и заплакала.

Из ее дома Илья выскочил одним махом, уже на улице натягивая на себя куртку. Сделал глоток свежего воздуха, облегченно выдохнул, мотнул головой и помчался к дороге. Бегом домой, к Лене, на первой же попутке! Вечерняя Москва была забита пробками, он сто раз пожалел, что выбрал наземный транспорт, но выскочить у метро так и не решился. Добравшись наконец до особняка, он стал подниматься по лестнице. Дверь в жилую часть второго этажа была приоткрыта, изнутри доносились громкие голоса.

– И не надо меня отговаривать, я все равно уйду! Сейчас же уйду! – взволнованно говорила Лена. – Я не буду стеснять его! Не буду! Если ты мне не поможешь, пойду ночевать на вокзал, мне не привыкать!

– Да какая муха тебя укусила? Куда ты на ночь глядя собралась? – отвечал ей женский голос. Илья сразу узнал в нем голос Кати, лучшей подруги Лены.

– Что у вас случилось-то, можешь сказать? – продолжала Катерина. – Лен, ты что, плачешь? Это он обидел тебя, да? Домогался?

Ответа, прозвучавшего слишком тихо, Илья не расслышал.

– А что тогда? Я ничего не понимаю!

– Видишь ли, Кать, я мешаю его личной жизни, – Лена говорила гораздо тише, чем подруга, и Илье пришлось сильно напрягать слух. – Я мешаю ему, а он стесняется сказать мне об этом! Он ведь не только отец Максима и не только будущий дед, он еще и мужчина. Замечательный, очень интересный мужчина…

– Слушай, у тебя, кажется, беременные психи. Только не обижайся и не плачь, ради бога. Ф-фух, как ты меня своим звонком перепугала! Эта комендантша же еще толком ничего не объяснит, сказала: «Срочно беги!» Я уж и подумала, что беда какая-то. Звоню – ты недоступна, номера городского я не знаю… Пришлось подрываться и бежать.