Уилл кивнул.

– Теперь, когда ты об этом сказала, я припоминаю запах его одеколона – я тогда как раз вернулся от пациента с доктором Симпсоном.

– Я думала, ты будешь удивлен, – сказала Сара.

– Почему?

– Я никогда бы не подумала, что Мина может заинтересовать такого, как Битти. Она старше его, и я не думаю, чтобы он страдал от недостатка внимания со стороны юных барышень.

Рейвен фыркнул:

– Да ты ревнуешь.

– Не смеши меня. Что мне в нем может понравиться?

– То же, что и остальным женщинам, – по крайней мере, подавляющему их большинству. Как ты и сказала, он не страдает от недостатка внимания со стороны дам.

– Да ты ревнуешь, – парировала Сара.

Уилл пропустил выпад мимо ушей.

– Битти старше, чем кажется, и он как-то сказал мне, что устал от пустого флирта. Мне кажется, он мог найти в Мине что-то, чего нет у других женщин.

– Да, – ответила она. – Имя и связи мужа ее сестры.

Рейвен был явно поражен ее прямотой, и Сара подумала, что опять забыла свое место.

– Я говорю это лишь потому, что не хотела бы видеть Мину обманутой.

– Твое предположение, может, не так уж и дико, – ответил Уилл. – Но, с другой стороны, пусть Мине и хочется замуж, мне не кажется, что она настолько наивна в этих вопросах. Кто знает, что они увидели друг в друге… Быть может, она вполне сознает, что связи доктора Симпсона дают ей определенное преимущество, и не станет отвергать из-за этого чьи-то ухаживания.

Сара нахмурилась.

– У тебя это звучит, будто какая-то сделка. Вполне разумно, но как-то бесчувственно.

– В браке бывают вещи и похуже, чем отсутствие чувств.

– Что ты имеешь в виду?

У Рейвена сделался такой взгляд, что она поняла: объяснений она не дождется.

– Давай просто скажем так: если ты потеряла своего отца слишком рано, то я своего – слишком поздно.

Они завернули за угол Королевской обсерватории, торопясь догнать доктора Кита, и Сара запнулась за торчащий из мостовой булыжник. Рейвен подхватил ее под локоть, да так и не отпускал. Руки у него были сильные, крепкие, и горничная обнаружила, что нисколько не возражает.

– Тебя интересует фотография? – спросил он.

– Не могу сказать, что много об этом знаю, но доктор Кит показывал мне свои дагерротипы. Из путешествий по Сирии и Палестине.

– Повезло тебе, – сказал Уилл и улыбнулся – в первый раз за день.

К тому времени, как они дошли до Рок-хауса, настроение у Рейвена было уже гораздо лучше: прогулка пошла на пользу, как и предсказывал добрый доктор Джордж. Приходилось признать, что разговор с Сарой тоже сыграл свою роль. Вероятно, Уилл просто испытывал облегчение от того, что они могут мирно беседовать – в сравнении с тем, как обстояли дела, когда они только познакомились. В любом случае приятно было просто разговаривать с ней – без постоянного обмена колкостями.

Он даже вдруг обнаружил, что улыбается – впервые за несколько дней без малейшего ощущения боли или неловкости в левой щеке.

Рок-хаус оказался двухэтажным зданием с небольшим двориком впереди, в котором сеял брызги небольшой фонтан в виде греческой урны. Отсюда было рукой подать до Принсес-стрит, и все же дом, окруженный деревьями, казался таким далеким от городского шума и пыли. Кит постучался в дверь, но, к их удивлению, долго никто не открывал.

– Полагаю, они в саду, – пояснил он, пока они стояли в ожидании под дверью. – Они обычно делают свои фотографии под открытым небом, – тут Кит ткнул пальцем вверх. – Ради освещения.

Дверь наконец распахнулась, и их приветствовала женщина в фартуке, но без какого бы то ни было чепца. Когда она подняла руку, чтобы заправить за ухо выбившуюся из прически седеющую прядь, стало видно, что ладони у нее испачканы чем-то черным.

– Добрый день, мисс Манн. Нас ожидают.

– Да, конечно, доктор. Заходите. Все расположились позади дома.

Она повернулась и повела их сквозь дом в сад. Рейвен последовал за Китом, оставив Сару закрывать за ними дверь.

– Мисс Манн – ассистент мистера Хилла и мистера Адамсона, их незаменимая помощница, – пояснил Джордж, когда они шли друг за другом по узкому коридору.

Визитеры вышли в сад, где, казалось, собралась бо́льшая часть мебели со всего дома. Тут стояли стол, стулья, ковры, висевшие на специальных подпорках, будто бы вдоль стен, и птичья клетка: все вместе это выглядело будто уголок хорошо обставленной гостиной. Двое мужчин суетились возле камеры, устанавливая ее в нужное положение. Они были настолько поглощены своим занятием, что совершенно не заметили прибытия гостей. Манн громко прочистила горло, и они оба одновременно подняли головы.

– А, Джордж… Я смотрю, ты привел нам пару добровольцев, – сказал один из них так, будто бы все это не было тщательно организовано заранее. У говорившего было живое, подвижное лицо, обрамленное гривой волос. Он подошел и с энтузиазмом пожал им руки – всем, включая немало удивленную этим Сару.

– Дэвид Октавиус Хилл, к вашим услугам. А это, – тут он помахал рукой в направлении своего компаньона, – мой добрый друг и коллега мистер Роберт Адамсон.

Адамсон был моложе, худой, хрупкого телосложения. Он лишь кивнул им и продолжил свою работу.

– Мистер Адамсон – технический гений нашего предприятия, – продолжил Хилл. – Он освоил метод калотипии. Я в жизни не смог бы повторить этот процесс, хотя он постоянно происходит перед самым моим носом, и, думаю, вряд ли когда-нибудь смогу. Я же, со своей стороны, организую то, что будет на изображении. Вместе мы творим искусство.

Рейвену эта фраза показалась чересчур напыщенной, но он поменял свое мнение, когда ему показали плоды их труда. Особенное впечатление на него произвел памятник сэру Вальтеру Скотту. Снимок был сделан еще до завершения строительства, и четкость изображения, точность деталей была просто поразительна: мгновение, замершее во времени.

– Чтобы сделать этот снимок, нам пришлось залезть вместе с камерой на крышу Королевского института, – сказал Хилл.

Дальше в альбоме были в основном портретные изображения сурового вида джентльменов в темной одежде. Прежде чем он успел спросить, кто все эти исключительно серьезные люди, зазвенел дверной колокольчик, и Хилл поспешил открыть дверь.

Вернулся он с еще одной гостьей, худощавой дамой, бывшей по меньшей мере на голову выше его ростом.

– А вот и мисс Ригби, – провозгласил Хилл. – Писательница, покровительница искусств, она очень поддерживает наше дело.

– Не говоря уж о том, что иногда я служу им моделью, – сказала Ригби, снимая с головы шляпу. – Конечно, когда вас удается оттащить от ваших тучных великомучеников из Свободной церкви, – добавила она, махнув рукой в сторону отпечатков, которые разглядывал Уилл. – Мистер Хилл потратил неимоверное количество времени на всех этих священников для своего грандиозного полотна, посвященного расколу. Но, между нами говоря, не думаю, что оно когда-либо будет закончено. К счастью, он несколько расширил поле своих художественных поисков.