– Вы фотографировали короля?

– Да. Он как-то заглянул в Рок-хаус без предупреждения: прослышал о мистере Хилле и мистере Адамсоне еще у себя на родине. Обоих джентльменов не было дома. Я сказала ему, что могла бы произвести процедуру сама, и он с радостью согласился.

Сара была поражена. Она подумала о наглеце с сальными глазками, который катал пилюли в какой-то миле от этого места. Очевидно, не все заказчики считали, что для их обслуживания «годится только мужчина».

– И ему понравился результат?

– Очень. Он сказал, что поместит портрет на почетное место у себя во дворце. Хотя имя Джесси Манн не столь известно, как имена Хилла и Адамсона, и подозреваю, не оно будет стоять под портретом.

– Это несправедливо, – сказала Сара.

Манн не ответила, потому что сказать на это было нечего.

Она провела гостью в комнату, где окно было заклеено газетами, чтобы не пропускать свет, пояснив:

– Подготовка бумаги для калотипии требует почти полной темноты.

Сара по привычке повернулась, чтобы закрыть дверь.

– Оставьте пока, иначе я не смогу вам ничего показать.

– Конечно.

Манн указала на стол, где теснились склянки и неглубокие подносы.

– Лист бумаги хорошего качества погружается в раствор нитрата серебра, а потом – в раствор йода. Когда йодированная бумага высыхает, ее опять погружают в смесь галлиевой кислоты и нитрата серебра, потом вставляют в рамку, которая крепится к задней части камеры.

Манн подняла правую руку, на которой виднелись черные пятна.

– Это темное искусство, – сказала она. – Нитрат серебра оставляет на коже следы.

– А как вы попали на службу к мистеру Хиллу и мистеру Адамсону? – спросила Сара, наблюдая, как мисс Манн прикрепляет лист бумаги к деревянной рамке.

– Мой брат Александр дружен с мистером Хиллом, – ответила она. – Я сторонница Свободной церкви и стала помогать ему с фотографиями для его картины «Раскол». Но с тех пор Александр так увлекся фотографией, что мне иногда кажется: картину он никогда не закончит.

– А что именно должна изображать эта картина?

– Собрание в Тенфил-холле, после которого с Генеральной ассамблеи удалились больше двух сотен священников и старост общин. И поскольку мистер Хилл намеревается изобразить всех присутствовавших на собрании, он хочет с помощью калотипии запечатлеть их лица, чтобы потом писать с фотографий.

Саре вспомнилась бабушка, которая делилась мудрыми наблюдениями не менее щедро, чем лекарственными травами. Где мужчины, там и споры, сказала как-то она. Собери десятерых в одной комнате, и скоро у тебя будут две группы по пять человек.

Горничная смотрела, как Манн сосредоточенно подготавливает следующую рамку.

– Вы, должно быть, превосходно знаете химию.

– Только в том, что касается фотографических процессов. Мистер Адамсон – терпеливый учитель. А почему вы спрашиваете?

Сара немного помолчала. Ей почему-то казалось нечестным говорить об этом, хотя она не собиралась никого обманывать.

– Одна моя знакомая недавно умерла, и когда ее нашли, то все ее тело было сведено судорогой, будто с ней случился какой-то припадок. Похоже, есть вероятность, что она отравилась, но, пока не пойму, чем именно, я так никогда и не узнаю, была ли ее смерть случайной или…

Сара не стала продолжать.

Манн опустила рамку.

– Мне страшно жаль это слышать, – сказала она, положив испятнанную нитратом серебра руку Саре на плечо. – Возможно ли, что ваша подруга могла добровольно причинить себе вред? То есть были ли у нее причины?

– Думаю, она была в очень тяжелом положении. Но как она могла выбрать средство, которое причиняет такие тяжкие страдания? В этом нет никакого смысла.

– То, что вы описываете, напомнило мне кое о чем, – сказала мисс Манн. – Одна моя родственница страдала от нервических припадков. Ей прописали лекарство, тоник, который помогал ей некоторое время, но она все увеличивала дозу. От этого у нее случались судорожные конвульсии, и в конце концов она умерла. Тело долгое время сохраняло скорченную позу, и были опасения, что не получится похоронить ее должным образом. Ну, понимаете, уложить в гроб.

– А вам известно, что это был за тоник?

– Да. В нем содержался стрихнин.

На обратном пути, когда они спускались с Калтон-хилл по направлению к Принсес-стрит, улицы казались гораздо более оживленными. Ветер донес до Сары гудок, и, опустив глаза, она увидела невдалеке пар, поднимавшийся от новой станции «Северный мост». Это было непривычное зрелище – облака, поднимающиеся откуда-то снизу. Она всего раз ездила поездом, и это путешествие показалось ей чересчур шумным и пугающим.

Кита с ними не было; он остался в Рок-хаусе на обед. Сара объяснила, что ей необходимо вернуться на Куин-стрит к своим обязанностям, и думала, что ей придется возвращаться одной, но Рейвен объявил, что у него тоже имеются срочные дела. Горничная не была уверена, правда ли это, учитывая, что добровольное затворничество Симпсона все еще продолжалось, и позволила себе на минутку представить, будто Уилл предпочел ее общество приятному обеду в компании Хилла и Адамсона, а также удивительной мисс Манн и не менее удивительной, хотя и на иной лад, мисс Ригби.

Однако стоило ему заговорить, и она поняла, что его основным мотивом было, скорее всего, нетерпение – ему хотелось поделиться откровениями Ригби.

– Преподобный Гриссом использует продажных женщин? – переспросила Сара, стараясь говорить потише, чтобы ее не услышал случайный прохожий. – Она, конечно же, ошибается?

– Она с абсолютной уверенностью утверждает, что он прекрасно известен среди шлюх Ньюхейвена и Лита. Разве так трудно в это поверить?

Девушка поймала себя на том, что некое внутреннее чувство долга не дает ей поверить в слова мисс Ригби, и задумалась, почему это. Почему репутация пастора должна быть выше сомнений? Очень может быть, что мисс Ригби ошибалась либо даже намеренно распространяла ложь (по крайней мере, говорила о «жирных великомучениках», как она их называла, безо всякого уважения), но Сара не могла себе представить, что кто-то мог высказывать настолько серьезные обвинения безо всяких на то оснований.

– Думаю, тебе легче в это поверить, – сказала она, отчего Рейвен слегка покраснел.

– Сильно сомневаюсь, что я был единственным студентом, повинным в подобном поведении, точно так же, как Гриссом наверняка не единственный пастырь. И поскольку он вхож в дом Шилдрейков, я спрашиваю себя, где еще он мог оставить свое семя.

– Ты предполагаешь… – спросила Сара чуть ли не шепотом и резко остановилась, не в силах произнести эти слова.

– Помнишь, на проповеди он напустился на женщин за соблазны, которыми они опутывают мужчин. Мисс Ригби полагает, что он сам частенько поддавался подобным искушениям. Гриссом – пастор Шилдрейков. Роуз должна была посещать его службы, и – я уверен – он часто бывал у них в доме, потому что, как я слышал, мистер Шилдрейк много вкладывает в его новый приход.