– Все в порядке, теперь мы одни.

– Зачем понадобилось меня сканировать?

– Она сканирует всех, кто входит в мой кабинет.

– Даже тебя?

– Я как директор настаиваю на конфиденциальности. – Он похлопал по сиденью кресла: – Садись. Расскажешь мне, что тебя расстроило.

Она осталась стоять:

– У людей порой бывают депрессии.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты же знаешь, как мы все тобою дорожим.

Алекса посмотрела на него, пытаясь понять, что происходит. Увидела его зубастую улыбку. Широко раскрытые глаза. Но не смогла сдержаться и начала:

– Есть кое-что, чего бы мне хотелось.

– Что именно? Скажи мне.

– Я ознакомилась с последними достижениями наших биогенетиков.

– И?

– Оказывается, теперь есть способ сделать меня фертильной[53]– избавить от стерильности.

Улыбка на лице Хедрика сменилась озабоченностью:

– Правда? – Он сделал несколько шагов. – И что это дает?

Алекса почувствовала, что надо быть осторожной. Хедрик испытующе смотрел на нее:

– Ты кого-то встретила? – Он поднял глаза к потолку, раскрыл рот…

– Не смей.

Он ничего не сказал и снова перевел взгляд на нее. Прищурился:

– Я относился к тебе как к равной. Ты знаешь, что так оно и есть. Я хочу, чтоб ты поняла, как тебе повезло.

– Я знаю, как мне повезло.

– Мы знакомы с детства. – Он обвел зал заседаний рукой. – Ты хоть заметила, чего я добился?

– Конечно, заметила.

– И ты знаешь, что всегда будешь очень мне дорога.

– Грэм, ты тоже много для меня значишь. Но я не могу изменить своих чувств. Может, в этом виновата биоинженерия, но я не испытываю романтических чувств ни к кому из людей. Можешь сказать, когда они у меня были?

Хедрик уставился на нее:

– Мы можем до этого дозреть. Если ты хочешь детей, мы…

– В этом нет ничего личного.

Он кивнул:

– Я понимаю. Но кто мог бы быть отцом твоего предполагаемого ребенка?

– Не знаю, – подумав, ответила Алекса.

Выражение его лица стало еще серьезнее:

– Пойми, дело обстоит следующим образом: ты не можешь решать это сама. У Бюро тоже есть право голоса, Алекса.

Она нахмурилась:

– Я тебя не понимаю.

Хедрик внимательно посмотрел на нее:

– Твой интеллект, твой облик, твой жизненный цикл, твои физиологические процессы – все это ты получила от Бюро. Твой генетический код является собственностью БТК. Чтобы сделать его копию, тебе требуется наше разрешение, в противном случае это будет кражей.

Когда до Алексы дошел смысл его слов, у нее внезапно закружилась голова. Словно туман, ее со всех сторон окутало ничто.

– Я…

– Твой организм спроектировали. Если ты хочешь иметь детей, выбирать для твоего потомства генетический материал должно БТК. Ты должна понимать: таковы требования этики. Иначе это окажется воровством, Алекса.

Она едва слышала его сквозь густую пелену затопившего сознание тумана.

Хедрик подошел ближе и похлопал ее по руке:

– Ты уже достигла того, что кого угодно повергло бы в трепет. Мы дали тебе возможность занять руководящую должность в Бюро. Как рационально мыслящая, ответственная личность ты должна понимать, что решать, следует ли тебе иметь детей, может только БТК.

Алекса постепенно приходила в себя. Ее сердце бешено колотилось, а память едва ли сохранила то, что говорил Хедрик.

– Мы все выяснили?

Она отсутствующе кивнула.

– Хорошо. – Он оценивающе посмотрел на Алексу. – Можешь идти.

* * *

Алекса подошла к двойным дверям, которые автоматически распахнулись перед ней, а потом быстро закрылись за ее спиной. С деланым спокойствием прошла мимо секретаря и охраны Хедрика. Свернув в коридор, увидела, что там стену подпирает Моррисон.

– Я смотрю, директор ценит твой вклад в наше дело.

– Уйди, Моррисон.

– А как же честь мундира? – Он зашагал рядом с ней.

– Что тебе надо?

– Можешь думать, что ты лучше меня, но я-то свой пост заслужил. Вот что я тебе скажу: я был тут, когда ты даже не родилась… хотя ты же и не рождалась, верно? Может, поэтому у тебя честолюбия не хватает даже на то, чтобы дать Хедрику хотя бы из простой благодарности.

Алекса двигалась так быстро, что он не успел среагировать. Она ударила Моррисона по лицу с такой силой, что все двести пятьдесят фунтов старого служаки, пролетев по коридору, грянули оземь. Тот, перекатившись, поднялся на ноги и покачал головой:

– Вижу, что задел тебя за живое.

Стоя в нескольких ярдах от него, Алекса покачала головой:

– Смотри не повторяй этой ошибки.

Он кивнул, потирая челюсть:

– Чертовски уверен, что не повторю.

Несмотря на все старания не удивляться во время путешествия, Грейди все-таки был поражен. Сидя в роскошном кожаном кресле уже где-то полчаса, он вдруг обнаружил, что сверхзвуковой самолет уже в пути. Но тот летел так тихо! Пилоты закрыли все окна экранами, и Грейди не мог понять, для чего это – то ли чтобы скрыть от него маршрут, то ли в целях защиты летательного аппарата.

Когда Джон услышал, как заработали реактивные двигатели, экраны исчезли, и возле локтя ученого возникло большое окно. Ему показалось, что оно сделано из чего угодно, только не из стекла. Внизу, на самом краю мира, всходило солнце.

Никогда прежде он не видел ничего столь же чудесного и почувствовал воодушевление, наблюдая действие универсальных законов природы. Радость пьянила.

Грейди полагал, что они находятся примерно на высоте ста пятидесяти тысяч футов, а может, даже выше. Движение не ощущалось, хотя он видел, как далеко внизу проплывают огни больших городов. Должно быть, они покрывают три-четыре тысячи миль в час. Или еще больше?

Там, под ними, находился сейчас весь род человеческий. Взгляд Грейди устремился к выгнутой дугой линии горизонта. В отличие от фотографии, чем пристальнее он всматривался в даль, тем больше видел. Он не ожидал ничего подобного и не мог предположить, что самый чудесный миг жизни подарят ему его враги. Джон не мог согнать с лица улыбку.

Через некоторое время он попытался как-то сориентироваться в пространстве и определить, где они летят. Но «вверх» не значило «на север». Он не видел внизу таких узнаваемых полярных льдов – самолет был не на высоких широтах. Измененное гравитационное поле дезориентировало еще сильнее. Было почти невозможно понять, что видят глаза среди этой тьмы внизу.