***

В течение ближайшей недели Марта Львовна поселилась на квартире Дины. Украинское гражданство у нее сохранилось. Обошлось без затруднений с устройством ее через гороно в музыкальную школу преподавателем. У нас установились тонкие отношения близких людей, остерегающихся этой близости и предпочитающих ее не показывать. Хотя и холят в душе теплый уголок: что ты в этом мире не один, и твои дела близки и дороги другому. Если грубее, знать, что тебя хотят так же, как хочешь ты, но в силу нравственных условностей такая близость невозможна. Не знаю, можно ли назвать эти чувства платоническими. Скорее, нет. Ведь Платон разумел под ними любовь «идеальную» — сугубо духовную, зарождающуюся в своей двойственной природе: полового влечения и асексуальности. С первым, вроде, всё в порядке, зато со вторым как-то не сильно вяжется. Похоже, эта женщина, лишь ненамного старше меня, обладает заметным магнетизмом. Во всяком, случае, на нее многие обращают внимание.

Марта предложила учить Толика играть на пианино. Женя решительно отказалась: у мальчика склонности к точным наукам, зачем терять время попусту?

***

Последние дни у меня появилось чувство, что дело с Диниными убийцами близится к развязке. Пригнал на мотоцикле из Одессы Дима с каким-то парнем с седоватой щетиной. Представил его довольно путано, как и меня — ему. Попросил подвезти их на моей машине в Олешки, к дачному поселку, принадлежащему Керимову.

Парни прихватили с собой два крупных вещевых мешка камуфляжного типа и вышли в сосновом леске за полкилометра от охотничьего домика на окраине Олешек. У обоих были мобильные телефоны, не частая штука в то время. Его приятель всю дорогу с кем-то переговаривался, сыпя резкими, отрывистыми фразами. Я заметил, что Дима напряженно прислушивается.

Он попросил меня быть все время на связи: позвонит, когда придет время их забирать.

Домой я ехал в полном раздрае. Плохо, когда вокруг тебя всё кипит, а ты даже слухом не ведаешь, что происходит. Проезжая мимо Цюрупинской пристани, обратил внимание, что с парома съезжают два крытых брезентом грузовых автомобиля армейского вида. Из одного вышел капитан в общевойсковой форме и стал рукой куда-то показывать водителю. Что-то явно назревало.

Зашел в книжный магазин, иногда в селах встречаются хорошие книги. Сам себе не поверил, когда узрел на полке «Сто лет криминалистики» Юргена Торвальда. Выходил из магазина с чувством большой удачи — давно искал эту книгу.

Через два часа внезапно позвонил Дима, попросил их немедленно забрать. Не там, где они высадились, а в районе старой мельницы. Голос озабоченный, говорил с напряжением, просил не медлить. Через полчаса я их забрал. Оба были без рюкзаков. Доставил к себе, и они сразу выехали на мотоцикле в Одессу. — Ожидай интересных известий, — сказал на прощанье Дима.

Вечером мне позвонил Петровский: — Тебя видели сегодня в Цюрупинске. Если не секрет, что ты там делал?

— А что, я не имею права бывать там, где мне хочется? — вопросом на вопрос ответил я.

— Не шути, Василий, — голос Петровского построжал, — сегодня там проходила серьезная операция, все посторонние будут взяты на учет. Чем ты там занимался?

— Был в книжном магазине, если это тебя так сильно интересует. К твоему, сведению, я часто приобретаю нужную литературу в пригороде.

— Это будет проверено. Дай бог, чтобы ты не был замешан в цюрупинской бойне.

— А что там случилось? Когда я был в Цюрупинске, там вроде ничего не происходило?

— Тогда тебя порадую: банда Керимова перестала существовать. Оказала сопротивление и вся уничтожена.

— А эти — Мустафа и Гарик?

— Я же сказал — все!

— Тогда с меня магарыч, готов в любой момент проставиться!

— Успеем, теперь надо сутки отписываться…

***

На следующий день я узнал, что Петровский, хотя и отчасти, выдал желаемое за действительное. Главный Каин этой истории, директор рынка все же сбежал. Не иначе, как был кем-то предупрежден. Это мне рассказал Глеб Витальевич Зленко, муж сестры Эллы. Правда, всех остальных, как он выразился, посекли в капусту. Судмедэкспертиза установила личности четырех, среди них — Мустафу и Гарика, а вот двое других до сих пор не идентифицированы. Ничего, дело времени.

Были там и некоторые странности. Огневой контакт произошел до прибытия спецотряда КГБ. Местная «Альфа» явилась, фактически, на пепелище. Неизвестная группа, проведшая зачистку, ушла в Крымском направлении. Бандитская разборка изучается на самом верху. В городе появились следователи по особо важным делам Прокуратуры СССР.

— Не беда! — бодро заключил обкомовец, — как говорил Ильич, преступный мир должен покончить сам с собой! На место Керимова уже подбирают нового человека, жизнь идет!

***

Сегодня я сказал Жене, что есть работа и я останусь ночевать у себя. Накануне созвонился с Мартой Львовной и попросил разрешения, если она будет свободна, зайти в гости вечером. — Какие-то дела? — спросила она. Ответил, что просто хотелось бы увидеться. Чуть помолчав, проронила: — Приезжай…

Захватив с собой тортик «Птичье молоко» и бутылку шампанского, в семь вечера звоню в Динины двери. Открыла в легком домашнем халатике. Во мне всё затрепетало. Кажется, не молод, а на тебе — такой душевный подъем. Марта ничем не показала, что видит мое смятение. Странная штука — психика! Казалось бы, я сам навязался сюда и, если меня гнетут какие-то переживания, то виноват в этом, прежде всего, я же. Тогда откуда полыхнуло непонятное недовольство Мартой, будто это ее вина, что меня непреодолимо влечет к ней, хоть я и понимаю, что ни к чему хорошему это не приведет. Неприятнейшее чувство утраты воли, а вместе с ней и разума, будто тобой манипулирует незримая безжалостная сила.

Какая-то чертовщина: я голоден, но не хочу садится за стол, уставленный едой; в голове пульсирует и требует немедленного осмысления одна мысль: она в халатике, в халатике, в халатике… Это значит — я знаю, что это значит…

За стол мы, конечно, сядем. Но только ближе к ночи, когда всё уже произойдет, и мы пройдем через ванную комнату, а она подаст мне большое банное полотенце с синими иероглифами — узорами.

В какой-то момент меня понесет. Я всеми клетками тела ощущаю рядом с собой самого близкого во всем мире человека. Что, через боль и горе последних лет, надо мною взошло яркое солнце, готовое одновременно согреть и сжечь, как уж выпадет на то моя карта.

Она будет молчать, я — говорить. Всё без утайки. Моя жизнь, учеба, армия, школа, безмятежная женушка Валя, сестра Элла с мужем, тюрьма, баба Нюра и Женя, глоток долгожданного счастья — её дочь и внучка, их убийство и что