Я не знаю. Я слышу только шипение приемника и свой внутренний голос, жаждущий человеческой крови. Мне хочется отомстить. Всем. Если мой господин Р хотел сделать из меня маньяка, кажется, ему это удалось. Чувствую, как мой рот искривляет улыбка.

– Уведите его.

Свет. Яркий свет бьет по глазам. Я пытаюсь сфокусироваться, но сделать это одним глазом трудно.

Запах. Прогорклый запах свежего воздуха заставляет закашляться.

– Арт! Арт, что происходит? – кричит Рамуте.

Откуда она здесь? И зачем? Ее голос раздражает. Ее мерзкий, режущий ухо отвратительный писклявый тембр сводит с ума. Я хочу придушить ее. Заставить страдать. Страдать. Страдать!

«Весомо?»

– Рамуте, отойди от подозреваемого! – приказывает старший лейтенант, и она отступает.

Меня усаживают в машину. Возле меня ходит и заглядывает в окно довольная рожа какого-то пижона. Раз он не в форме, наверняка из какого-нибудь особого отдела. Из «особого». И я с удовольствием убил бы его как-нибудь «по-особому».

Сирена воет, мотор ревет. Меня везут. Куда? В скорую? В тюрьму? Мерзкий слабенький голосок в моей голове говорит, что я сознаюсь и все подпишу.

– Без разницы, в чем тебя обвинят.

Говорит, что мне больше нет места среди живых. Он называет господина Р психопатом, говорит: «Тот психопат сделал из тебя преемника. Ему это удалось».

Я смеюсь. Слышу, как хрипло хихикает мой рот. Голосок говорит, что господин Р не учел того, что я буду готов сесть в тюрьму, буду готов умереть. Буду готов убить себя.

«Умереть, чтобы не навредить другим».

«Весомо?»

Проклятый «голосок»! Слабак! Тряпка! Предатель! Говорит, что мое тело подчиняется только ему. Врет! Врет! Врет! Я не верю ему!

– Я… Все… Подпишу, – говорит мой рот и хихикает.

– Роберт Иванович, опять восхищаюсь вашим умениям. Свершилось. Вы арестовали его.

– О’кей. Да. Сейчас он дает показания. Ничего не отрицает. Если надо, можем добавить ему эпизодов. Есть глухари? Он – пластилин. Можем закрыть еще пару-тройку дел.

– Да, вы взяли его тепленького.

Федор наблюдал за очередными процедурами языка своего начальника с задницей столичного гостя. И ему становилось противно.

– Федор, чего такой хмурый? Дело раскрыто, убийца пойман.

– Я нормальный. Просто… А никого не смущает тот факт, что наш маньяк в таком виде?

– Каком таком?

– Весь изранен. В грязи, в дерьме. И зачем он выколол себе глаз?

– О’кей, Федь, мое дело арестовать. Допросить и выяснить подробности уже сами сможете.

– Федор, правда, чего это ты возбудился? Преступник пойман, во всем сознался. А в таком виде он… Да кто его знает, что у психа в голове? Захотел и выколол себе глаз. Чтобы легче целиться из пистолета, например. А может, один из пленников освободился, завязалась борьба. Какая уже разница?

Федор пожал плечами. Разница была лишь в том, что в их случае нельзя быть до конца уверенным, что убийца не остался на свободе.

– Странно все это.

– Ничего странного.

– О’кей, Федь, я понял. Тебя, очевидно, беспокоит, так скажем, несправедливость.

– То есть?

– То есть ты тоже немного помогал мне с расследованием. Старался, как мог, как умел… А все лавры достались мне.

– Что? Нет.

– О’кей. Тише. Думаю, будет честным выписать тебе премию в этом месяце. И вот. – Он достал упаковку стиков и свое устройство. – Держи. Лично от меня. Подарок. Бери-бери, не скромничай. Ты молодчина. Заслужил. Кури на здоровье, я все равно собираюсь бросать.

– Роберт Иванович, вы мне разбалуете следователя. – Начальник расплылся в улыбке. Казалось, он сейчас повернется к Федору и спросит: «Ну? Что нужно сказать дяде за подарок?»

– О’кей. Уеду, не будете баловать. Пока я здесь, пусть человек порадуется. Да, Федь?

Федор ничего не ответил.

Ему хотелось врезать и москвичу, и своему начальнику. Разбежаться и со всего размаха «н-н-н-на-а!» – вонзить кулак по очереди в каждую из вонючих наглых рож.

– Кстати. Есть один человек, без которого я точно не смог бы раскрыть преступление. Позвольте представить. Мой личный консультант-профайлер, о ком, думаю, обязательно стоит упомянуть в отчете. Мой профайлер, профессиональный психиатр и просто очаровательная девушка – Рамуте. Рами, зайдите, пожалуйста.

Рамуте, которая все это время ждала в коридоре, вошла в кабинет.

– Здравствуйте.

– Профайлер-консультант? – спросил Федор и скривился. – Она всего лишь журналист.

– Нет-нет, Федор. О’кей? Рами вынуждена была работать радиоведущей, так как у вас в городе ее профессия криминального психиатра попросту не востребована. А так она практически доктор наук.

Федор хотел уточнить, каких именно наук, но не успел. Начальник захлопал в ладоши и изумился:

– Как? Такой специалист живет у нас в городе, а я ни сном ни духом. Браво, Роберт Иванович, вы не перестаете меня удивлять.

Рамуте смотрела на странный диалог двух помещиков позапрошлого века и краснела от лжи Роберта.

– Я надеюсь, вы продолжите сотрудничать с полицией? – обратился начальник к Рамуте. – Предлагаю вам должность…

– Боюсь, Рамуте не сможет согласиться на ваше предложение, – ответил за нее Роберт. – Мы с моим личным профайлером вместе улетаем в Москву. Вечерним рейсом.

– Как, уже? Сегодня?

– Да. Вы же понимаете. Служба. Еще много психов и маньяков в стране, которых нужно остановить. И Рамуте мне в этом поможет. Да, Рами?

Она посмотрела на Никиту, ожидающего ее в коридоре, который разругался с Катей ради нее и которого наверняка уволят за сегодняшний прогул. Посмотрела на Федора, равнодушно читающего состав на пачке со стиками. Посмотрела на начальника, на Роберта и ответила: «Да». Ответила, что ее здесь ничего не держит.

– Я готова к переезду. Но не прямо сейчас.

– О’кей. А что так?

– Осталось одно незаконченное дело.

Она объяснила, что подготовила и записала свой прощальный выпуск и хочет его послушать вместе с Русланом. Хочет остаться и посмотреть на его реакцию, увидеть, как он обрадуется. Увидеть его глаза и убедиться, что не зря старалась.

– Через неделю, может, через пару недель обещаю приехать.

– О’кей. По рукам.

– По рукам.

Она подумала, что этого времени ей точно хватит. А еще промелькнула гаденькая мыслишка: если вдруг она на самом деле беременна и решит оставить ребенка, было бы неплохо сегодня переспать с Робертом, до его отъезда. Чтобы в перспективе, если все срастется, без труда убедить москвича в том, что отец ее малыша он.