Когда в начале июня Балабанова приезжает в Россию, перед ней открывается целая галактика – революционная галактика, поделенная на тысячу частей. 3 июня в Петрограде открывается Всероссийский съезд Советов. Это «Генеральные штаты революции», где подавляющее большинство социалистов-революционеров и меньшевиков. Большевики насчитывают всего сто пять делегатов. Есть еще Троцкий со своей небольшой группой интернационалистов, число которых не превышает двадцати. Анжелика с трибуны Таврического дворца слушает яростное выступление Ленина против министра почт и телеграфа Церетели, который заявил, что нет ни одной политической партии, способной взять власть в свои руки. «Нет, такая партия существует, – гремит с трибуны Ульянов, – это партия большевиков».

Вот когда перед всеми предстает во плоти «черный зверь», «чума», беспринципное «чудовище». «Коренастый, лысеющий человек с рыжеватой бородой, одетый просто, но по моде»[346]. Ленин выступает против нового правительства, которое ничем не отличается от предыдущего, он объявляет, что его партия готова взять всю власть в свои руки. Керенский обвиняет его в желании привести страну к анархии и проложить дорогу к диктатуре. Бывший соратник Ленина Богданов[347] кричит: «Это бред, бред сумасшедшего!»[348] Даже большевики и те недоумевают и выглядят подавленными. «Только Коллонтай поддержала его, и он ушел из зала, не воспользовавшись правом реплики»[349]. Однако в зале, судя по аплодисментам, речи Ленина вызывают одобрение. Солдаты воодушевлены тезисами этого большевика, который излучает почти нечеловеческую энергию и предлагает взять в руки оружие и выступить уже не против немцев, а против капиталистов, который призывает к передаче всей власти Советам. Ленин говорит, что социалистам, вместо того чтобы заседать в правительстве вместе с «господами капиталистами», следовало бы их арестовать.

Вот уже несколько недель бледный большевик со слегка раскосыми глазами бьется над этими вопросами и думает, как организовать партию: он уже яростно выступал против объединения социал-демократических фракций, обосновывал позиции «циммервальдских левых», выступал за выход из Второго интернационала с целью создания коммунистического. 4 апреля на партийном собрании, посвященном как раз обсуждению объединения с меньшевиками, Ленин объяснил, что пришло время «сменить белье: надо снять грязную рубашку и надеть чистую»[350].

На Всероссийском съезде Советов звучит много оскорблений в его адрес. Некоторые считают его безумным фантазером, а потому при голосовании Ульянов терпит поражение. Именно военная ситуация (кажущаяся безвыходной) и набирающее силу социальное недовольство становятся причиной поражения Ленина. Большевики начинают борьбу с меньшевиками за контроль над фабрично-заводскими комитетами и принимают в коммунистические ряды сотни солдат, расквартированных в Петрограде. Среди них те, кто сыграет важнейшую роль в Октябрьской революции: кронштадтские матросы, которые летом 1917 года приглашают Гримма и Балабанову выступить на одном митинге.

День стоит знойный. Невозможная толчея. Около восемнадцати тысяч моряков жаждут услышать двух руководителей Циммервальда. Когда Анжелика и Роберт покидают сцену, они с трудом протискиваются сквозь толпу. Анжелику, такую маленькую, толпа поглощает. Крепкий матрос подхватывает ее и поднимает в воздух. «Поможем выйти товарищу Балабановой», – кричит он. Сотни мускулистых рук прокладывают ей путь: сопровождаемые воинственными криками, они с Гриммом проплывают сквозь толпу как священные сосуды. Анжелика чувствует себя неуютно: «Во всей этой сцене было что-то экзотическое, что-то религиозное, что-то восточное»[351].

Для Циммервальдской комиссии отправляют четыреста рублей.

Мы покинули тихую Неву в час торжествующего заката и увидели молчаливый и серьезный Петроград, полный воспоминаний и обещаний: зрелище, представшее перед нами по возвращении в Красную столицу, было столь же великим и символичным, как и пережитый нами день[352].

В первый месяц пребывания в России Анжелика много времени проводит с Троцким, который в мае вернулся из США. Балабанова всегда застает его мрачным и в плохом настроении: он не чувствует себя в центре этого политического момента. Он считает, что его друзья-меньшевики ничего не сделали для того, чтобы помочь ему вернуться на родину, когда началась Февральская революция. Он тогда находился в тюрьме в Канаде, и никто не оказал давления на союзные правительства, чтобы его вовремя выпустили. По крайней мере, так он говорит Анжелике, которая замечает плохие отношения между Троцким и большевиками. Но Ленин хочет, чтобы Троцкий во что бы то ни стало был рядом с ним. Однако Троцкий очень самонадеян, он организовал собственную фракцию. Он не хочет растворяться в коммунистической партии, где руководит только один человек – Владимир Ильич Ульянов.

Балабанова очарована этим высокообразованным человеком, который может одним словом вызвать сильные страсти и тонко анализирует положение в Европе. Однако ее поражает его эгоцентризм и стремление отнять инициативу у Ленина: он постоянно пытается обойти его слева. Так происходит, например, на заседании Циммервальдской группы, которая собирается в июне, чтобы обсудить, участвовать или не участвовать в съезде, созванном в Стокгольме социалистическими партиями, которые голосовали за военные кредиты. Гримм – за, Балабанова – против. Ленин также выступает против, но самое горячее и яростное выступление – Троцкого.

Этот психологический нюанс со стороны Троцкого позабавил меня, и когда мы с Лениным уходили с заседания, на котором остальные делегаты были все еще заняты обсуждением, я спросила его:

– Скажите мне, Владимир Ильич, в чем разница между большевиками и Троцким? Почему он держится в стороне от вашей группы и создает другой документ?

Ленин казался и удивленным, и раздосадованным моей наивностью, возможно потому, что он подозревал, что я пытаюсь поддразнить его.

– Вы что же, не знаете? – резко ответил он. – Амбиции, амбиции, амбиции![353]

Летом 1917 года происходит нечто вызывающее большой резонанс в Циммервальдской группе. Гримма обвиняют в том, что он немецкий агент, и газеты утверждают, что у них есть доказательства. Дело было так: швейцарский журналист отправил телеграмму министру иностранных дел своей страны, чтобы выяснить, на каких условиях Германия хотела бы заключить мир. Во время одной из своих пацифистских пропагандистских поездок по пролетарским окраинам (в карете, запряженной лошадьми бывшей царицы), Гримм признается Анжелике, что та телеграмма была перехвачена, но отрицает, что является ее автором. Балабанова верит ему и даже смеется над этим, полагая, что это обычная клевета политических противников. Однако со временем Анжелика замечает некоторую нервозность Роберта. С тех пор как он приехал в Петроград, он чувствует себя ненужным, вне происходящих событий: он не говорит по-русски и при общении всегда вынужден полагаться на Балабанову. Кроме того, он все более пессимистично смотрит на войну, повторяя, что еще много пролетарской крови прольется на полях сражения.

Слухи о телеграмме разносятся по Европе, и в газетах появляются