просроченными продуктами было бы очень глупо.

– Планшет написал, что укрепляющее зелье можно выпить только после того, как ты отдохнёшь.

– Угу.

Идея сидеть на полу мне категорически не нравится, но вскакивать я не тороплюсь и уступаю инициативу Даниэлю. Пару минут он просто дышит. Возможно, выполняет дыхательные упражнения? Наконец, Даниэль приподнимается, оглядывается и дотягивается до стола, хватается сначала за угол, затем за столешницу, очень медленно поднимается. Я держусь поблизости. Раз не зовёт – не лезу, но если что – подхвачу, мозги от сотрясения уберегу.

Даниэль продвигается ползком вдоль столешницы и устало падает в рабочее кресло.

Я отхожу к окну:

– Ты не против, если я приоткрою штору? – насколько я понимаю, дом очень долго стоял нежилым, и, открывая штору, я рискую привлечь внимание соседей, и кто знает, что они за люди. Вдруг из самых лучших побуждений донесут страже? Какие документы мы предъявим, когда нас спросят, по какому праву мы тут поселились?

– Как хочешь. Света…

– Да? А-апчихи! – я всего лишь тронула штору, а с неё слетает облачко пыли.

Я привычно натравливаю на пыль паука-прачку.

Комнату бы ещё проветрить…

Даниэль дожидается, когда я обернусь.

– Дом полностью в твоём распоряжении, Света.

Оу?

Серьёзно?

Как мило…

– Даниэль…

– Я был неправ, – пожимает он плечами. – Оба дома в твоём распоряжении, а ещё дворец и княжество.

Вроде бы Даниэль улыбается, но я чувствую исходящее от него скрытое напряжени.

Вот не зря говорят, что квартирный вопрос портит людей.

– Дворец и загородную резиденцию оставь себе, – фыркаю я.

– А княжество? – тон шутливый, а смысл…

– Тем более. Сколько у тебя подданных? И о благе каждого нужно думать. Нафиг!

– Из тебя получится прекрасная княгиня, – Даниэль расслабляется.

– Нафиг, – повторяю я.

– Создашь собственное торговое дело?

– Ага.

– Большое, с размахом на континент? – подначивает Даниэль.

Я не уверена, что большое торговое дело размахом на континент это именно то, чего я хочу, но сейчас мы просто щутим, и я гордо отвечаю:

– Да!

– И будешь думать о благе каждого наёмного работника? – ухмыляется Даниэль.

А?!

– Тьфу на тебя!

Даниэль, поганец, запрокидывает голову и искренне хохочет.

Смешно ему…

Нельзя же так хрустальные мечты разбивать!

Отсмеявшись, Даниэль поворачивается к стене, не таясь, погружает руку в пасть рельефной головы льва, одной из нескольких в орнаменте, опоясывающем кабинет.

– Света, я обязательно сделаю для тебя доступ, но не прямо сейчас. Я бы и рад, но…

– Прямо сейчас не надо, – соглашаюсь я.

Что-то тихо щёлкает, и в стене открывается ниша.

Внутри два ларца и небольшая шкатулка. Даниэль выкладывает их на стол и поочерёдно открывает, попутно объясняя, что в первой документы на имя некоего господина Торина ла Машаль, документы абсолютно легальные, и к ним прилагается свидетельство на дом, якобы полученный в наследство от деда, и несколько банковских векселей, один из которых не именной, а на предъявителя.

– Деньги у нас теперь есть, – из шкатулки Даниль вынимает простенький кошелёк из грубой кожи и передаёт мне.

Похоже, оставшийся ларчик интересует Даниэля больше содержимого кошелька, а я взвешиваю кошель на ладони – увесистый – и распускаю завязки, аккуратно высыпаю звонкий металл на столешницу.

– Это золото?! – поражаюсь я. Нет, я слышала, что когда-то в ходу были золотые и серебряные монеты, но увидеть вот так…

– Сплав, – поправляет Даниэль. – Золото слишком мягкий металл, чтобы использовать в чистом виде.

Кроме золотых, я нахожу серебрушки и даже медяшки. Медь сразу отсортировываю – она пригодится для мелких покупок. А вот сколько серебрушек взять, я не представляю.

– Я совершенно не разбираюсь в ценах.

– Я тоже.

– Ты не знаешь, сколько стоит хлеб?

Мне казалось, провитель должен знать такие вещи.

– Я знаю, сколько стоит мешок зерна. На десять полновесных медных дороже, чем в прошлом сезоне.

– О, – я подхватываю две серебрушки, монеты похожи по размеру, а вот изображённые на них профили отличаются.

– Мой дед и мой отец, – поясняет Даниэль. – Меня тут нет. Когда дядя передал мне этот дом, я ещё не был князем.

– Мне… не спрашивать?

Я понимаю, что касаюсь больной темы. Фактический, я уже спрашиваю, и я чувствую за это укол вины, но спросить впрямую честнее, чем пытаться разобраться в раскладе окольными путями, вынюхивать и вызнавать тайком.

– Спрашивай, – хмыкает Даниэль. – Когда я родился, правил дед. Суровый кряжистый мужчина… упражнявшийся с двуручным мечом как с соломинкой. Дед был хорошим правителем в княжестве, но в семье… он был деспотом. Его старший сын, наверное, не выдержал жестокого даже не воспитания, а дрессуры, начал пить по-чёрному и очень скоро сгорел. Или даже дед ускорил процесс? Дед бы мог. Мой отец был запасным наследником, вторым сыном, и его детство прошло свободнее, легче. Насколько я знаю, отец действительно собирался жениться на Франческе ла Керц, но дед запретил. Видимо, отец не смирился и не простил.

– Да уж… Браки по принуждению зло.

– Не могу с тобой согласиться, – ухмыляется Даниэль. – Лично я очень доволен.

– Пфф!

– Как запасной, отец не получил достаточной подготовки, да и характер у него был такой же тяжёлый. Но если дед вывернул свой крутой нрав на пользу княжеству, то отец не смог. Деду было к ста тридцати, когда его не стало.

– Сколько?!

– Он же маг.

– Я не буду спрашивать, сколько тебе лет. По меркам моего мира выглядишь на двадцать пять, и оставь меня в приятном неведении относительно настоящей цифры.

– Это важно?

– А пожалуй… нет?

– Мне тридцать шесть. Так вот, отец дорвался до власти, почувствовал вкус вседозволенности. Нет, он не делал чего-то плохого, наоборот, снизил налоги, сделал послабления для мелких лавочников… Но он закатил большой ремонт дворца, наделал внешнеполитических ошибок. Разнёс стабильность вдребезги, и, осознав, что натворил, принялся спешно исправлять. Не особо удачно, но надо признать, положение он спас. А мной занимался дядя, младший из трёх братьев.

Голос Даниэля надламывается.

– Его убили? – предполагаю я.

– Нет.

Глава 46

О деде, об отце… Даниэль говорил без особого восторга. Как о коллегах? Ничего, хоть отдалённо похожего на душевную близость я не чувствую. А вот с дядей иначе. Дядя был близок, дорог, и его смерть по-прежнему отзывается болью. Такие раны утихают, но по-настоящему не исцеляются никогда.

Я приобнимаю Даниэля за плечи, и он накрывает мою ладонь своей, переплетает наши пальцы и продолжает рассказ:

– Дядя, убеждённый холостяк, часто шутил, что женат на магии. Он был готов сутками проводить время в зале, доробатывая и перерабатывая энергетические структуры заклинаний. Защита, которая стоит на резиденции, создана им. Дядя любил мощь, часто работал