– Со стороны выглядело просто, махнул метёлкой, и чистота. Я вроде махнул, а чистота почему-то не появляется.

– Угу.

Даниэль рассчитывает, что я возьму швабру в свои руки? Не-а, пусть не рассчитывает.

– Похоже, – хмыкает он, – когда я вернусь, я подниму плату горничным и лакеям.

Ха, добренький какой.

– Сколько часов в день они работают? Дни отдыха у них есть? А отпуск раз или два раза в год? – перечисляю я.

У Даниэля вытягивается лицо. Я угадала – ничего, из того, что я перечислила, у слуг нет. Судя по тому, как князь хлопает глазами, он слегка шокирован и уже не рад своему щедрому порыву. И надо отдать Даниэлю должное, от идеи он не отказывается.

– Придётся нанять ещё слуг…, – с сомнением тянет он. Подсчитывает, во что перемены обойдутся казне?

– Не обязательно. Во-первых, если человек хорошо себя чувствует, он работает быстрее и лучше. Во-вторых, на бытовые артефакты ты разоришься один раз, и ты не только избавишься от необходимости нанимать новых горничных, но и нынешним облегчишь труд.

– А это мысль!

Почему у него такой вид, будто я ему в очередной раз Америку открыла?

Широко улыбнувшись, Даниэль швыряет в крупу сизый сгусток тумана, и крупа исчезает, на полу остаются лишь серо-бурые пылинки. Вторым взмахом Даниэль испаряет воду.

– Бытовая магия прекрасна, да? – улыбаюсь я.

– Вообще-то, я использовал боевую.

– Ты воевал с гречей и победил…

– Я привык считать, что магия – это высокое ремесло. Использовать чары в быту сродни кощунству.

– Передумал?

– Признал ошибочность своих суждений, – хмыкает он. – Света, извини, обед задерживается.

– Я ещё не голодная, – я сглаживаю его оплошность. Раз уж он идёт по пути осознания, не буду пинать по больным мозолям.

– Ты щадищь мои чувства? Спасибо…

Оу, что я слышу…

Даниэль не безнадёжен. Может, мы всё же сможем сохранить дружеские отношения? Устраивать жизнь в княжестве, когда за твоей спиной сам князь, как ни крути, проще. И я не о том, что Даниэль завалит меня королевскими дарами, уступит дворец и выпишет пожизненное содержание в размере четверти годового бюджета страны. Я банально про безопасность.

– Посмотри, – я показываю амулет. – Твои Слёзы не гарантия.

Я зачитываю полное описание и разворачиваю Даниэлю увеличенное изображение висюльки на серебряной цепочке.

– Света, ты сейчас…

– Подорвала твою веру в камешки? – ухмыляюсь я.

– Да, именно.

Я безмятежно улыбаюсь.

– Знаешь, – внезапно признаюсь я. – меня однажды тоже предал человек, которому я верила и от которого точно не ждала удара в спину. Мне повезло. Я потеряла деньги, но сохранила здоровье. Частично мне удалось вернуть потери, но я не о том. Я решила, что жить без дружбы и любви слишком пресно и вывела для себя формулу. Я доверяю людям, но прикрываю тылы, чтобы подлый удар, если он вдруг случится, пришёлся не в спину, а в броню.

– Интересная формула.

– Мне помогла.

Даниэль вытягивает руку, смотрит на свои пальцы. Дрожь прошла.

– Может, с картошкой повезёт больше? – он поднимается и нетвёрдой походкой ползёт из кухни, но на пороге останавливается, хватается за стену и оборачивается. – Света…

Несвойственная для него неуверенность…

– Да?

– Это было ужасно, да?

– Ты о чём?

– Ты готовила обед, пока я ничего не делал.

Вот что ему сказать? Именно готовка трудной не была, я довольно быстро приноровилась, ещё и караты получала, особенно в начале. Но с какой стати я буду обесценивать свои усилия?

Наконец, я нахожу подходящий ответ:

– По-настоящему ужасно было не это.

Глава 42

Кивнув, Даниэль молча уходит, а я смотрю ему вслед и… улыбаюсь?

Да, мне бы хотелось, чтобы он спросил, что мне было ужасно, как я справлялась, хотелось бы, чтобы он не оценил мои усилия – "оценка" слово неправильное, Даниэль мне не экзаменатор и не начальник – а чтобы признал их. Но я хорошо понимаю, что Даниэлю нужно время на осмысление.

И я оказываюсь права.

Когда он возвращается с новой порцией продуктов, он спрашивает:

– И что было по-настоящему ужасно? – не глядя на меня он, кладёт продукты на стол, устало садится в кресло и упирается взглядом в столешницу. Вид виноватый. Похоже, Даниэль догадывается, что я скажу.

А сказать я могу многое…

Но не буду.

– Ты ужасно тяжёлый, Даниэль. Наверное, крестьянка, привычная ворочать сено и таскать мешки с картошкой, справилась бы легко и просто, но Бьянка была слабой девочкой, да и я до перерождения, силой не отличалась.

– Я думал, ты скажешь, что я вёл себя ужасно.

Вот-вот, зачем говорить, когда Даниэль сам справляется – это ценнее.

– Честно? Порой твои капризы раздражали и бесили, особенно бесило, когда ты отказывался лечиться. Но… для болеющего человека капризничать нормально. А уж учитывая, что в столице твоё мнение вообще никто не спрашивал…

– От лечения я отказывался не из капризов, Света. Если бы до тебя добралась хоть одна, как ты их назвала, амёба… Ты очень рисковала. Выйди некруха нестабильной, полуматериальной, и тогда бы… Я пытался предостеречь тебя от смертельной ошибки.

Угу, страшно подумать, чем бы закончилось лечение, если бы вместо живых соплей, получился хищный туман. В отличии от Даниэля, у меня энергетические структуры не развиты, отправилась бы на очередное перерождение.

– А если бы ты знал, что у меня может получиться тебя вылечить? – перебиваю я. – Тогда бы ты меня тоже пытался остановить?

Даниэль открывает рот, закрывает и, наконец, пристыженно качает головой:

– Я… не знаю, Света.

– Спасибо за честность.

– Ты… не разочарована?

– Думать о себе нормально, а я тебе посторонняя.

– Ты не посторонняя.

– Уверен?

– Да. Я бы мог миллион раз повторить тебе, что сожалею и прошу прощения, но ведь это просто слова. Их недостаточно.

– Угу.

Даниэль ставит перед собой кастрюлю, засыпает гречку.

– Но мне действительно жаль, что я сделал тебе больно.

– Удачно получилось, – фыркаю я.

– В смысле?

– Мне больше не нужно готовить, стирать, убирать.

– Боюсь, что приготовить обед тебе всё-таки придётся.

– "Придётся"?! – да что он о себе возомнил?! Только что всё было хорошо, душевно…

Правильное я вещи из котомки не разбирала.

Платье сменить, шляпу на голову…

– Для себя, Света, – поспешно объясняет Даниэль.

Как?

– По-твоему, я буду есть нормально приготовленную еду, пока ты давишься недоваренной крупой? Нет, Даниэль, не буду. Ты готовишь на двоих, – отрезаю я зло.

– Умеешь ты наказывать, – но вопреки смыслу слов, он улыбается и, поднявшись, уползает в соседний закуток за водой, а я возвращаюсь к планшету.

Честно? Желудок уже просит чего-нибудь в него закинуть и понимать важность княжеской самостоятельности отказывается, но я терпеливо