— Они пресмыкались, ползали, обещали отдать все, что у них есть! А мы смеялись.

Эрлан-бей скрипнул зубами.

— А потом… пришел Саардак, этот плевок белемнита. Стал говорить, что люди — наши братья. Ха! С чего мне брататься с пищей?

Черные, в алых всполохах черепа начали подниматься над его колдовской булавой.

— Я обещаю, скарбник, — настанет день, и мы захватим человеков город. Башни Малахита падут, а людей мы заберем в рабство; там я построю стойла и буду разводить их, как скот, на убой и ради забавы.

— Ну же! Вот это разговор! — оживился король подгорных. — Забирай взрывчатку, а вот тебе и пергамент с заклятием, если вдруг позабудешь; строчки тут зачарованы, и только ты сможешь их прочесть.

Орк немного поколебался, но принял свиток.

— Теперь, — сказал Друэг-Наг, — жди моего сигнала; мы выступим вместе, все, каждый на своем фронте.

— Ты погоди, подгорный…

Взгляд Эрлан-бея скользнул по мешкам со взвесью.

— Я еще не давал согласия.

— Так чего тебе еще надо?

Губы короля начали мелко дергаться.

Не привык он спорить и уговаривать.

— Пришли мне чародея Духария, — глухо ответил орк. — Пусть приходит вместе с Казантулом, а я послушаю, что эти двое скажут.

— Так что же, — возмутился король, — моего слова тебе мало?

— Мало? Да у тебя же все, коротышка, крошечное.

Орк широко осклабился.

— И речи твои мне очень не по душе. Да ты хоть раз воевал, в своих крысьих норах? С таким началом и начинать-то не стоит; бить надо со всей силы, чтобы сразу сломать врагу хребет. Так и передай своим сковникам.

С этими словами Эрлан-бей запрыгнул в ладью.

Несколько минут скарбник смотрел на него, сверху вниз, потом махнул рукой и вернулся в летающий экипаж.

— На этом и разошлись, — закончил свой рассказ круль Станислав. — Взгорный первым улепетнул, пушки так и не спрятал, все в орков целился. Эрлан-бей еще стоял какое-то время, потом пергамент тот вынул, прочел три раза и сжег огненным заклинанием.

Из лужицы слизи вытянулась рука с единственным пальцем.

— Вон туда он обрывки понакидал. Я их собрать пытался да узнать заклинание, но только полруны и разобрал. Вот дернула же нелегкая вслух читать, — так перекосило всего, все три глаза друг с дружкой слиплись, ничего увидеть не мог.

— Значит, — негромко произнес я, — скарбники с торфяными орками решили разрушить город?

— Они давно об этом мечтают, — ответил слайм. — А подущает их толстопуз Казантул; почти все, что забойщики из шахт подымают, идет в казну императора. Купцу лишь крохи и достаются.

— А если он захватит и город, и портал в Белых Скалах…

— То будет продавать адамантий сам, за бешеные деньжищи! Хоть в Гептархию, хоть в Аллемангу, хоть в Парсуаш, а государь-император…

Тут Станислав злорадно булькнул:

— Ничего поделать не сможет, ведь если ведьма наложит лапу на Врата телепортации, то сюда ни войска, ни магов, ни истязателей нельзя будет перебросить. Только пехом, через Молчаливые горы, а после этакого похода от любой армии останутся лишь ушки да брюшки.

— А вместе с Казантулом забогатеет и Друэг-Наг, повелитель скарбников?

— Этому куда богатеть?..

Круль перекосился от зависти.

— В лучших винах купается, белым хлебом задницу подтирает. Ему и так хватает всего; но коротышка знает, что без Казантула он никто, так и будет сидеть на слитках своего адамантия и почки застуживать. Мало иметь богачество, его еще надобно умело обратить в деньги, а этого Друэг-Наг без аршинника не сумеет.

— А что же Саардак-хан? — спросил я. — Как он в стороне остался?

— Дурак он, вот почему.

Станислав плюнул в болото.

— У Небесных Воронов, конечно, много хороших воинов. Но это лишь один клан. А Главному Шатру присягли тринадцать; у степняков есть и кавалерия, и шаманов поболе будет, чем у торфяных. Если кто и сможет захватить Малахит, то Саардак-хан. А он…

Плевок вылетел из болота и снова влился в тело Станислава.

— Орки, они ведь странные, — сказал круль. — То тебе горло режут, то про честь долдонят какую-то. Не поймешь их. Саардак с людьми побратался, а с тех пор и думать не хочет о войне с ними. Толстопуз Казантул об этом много расспрашивал, тщился к вождю хоть как-то подобрать ключик, да все напрасно; вот и пошел тогда к Эрлан-бею.

— А Духарий?

— Этот здесь большим человеком был, пока не явились через портал Аскольд со товарищи. Из стражников его вышибли, на костре едва не сожгли. Он спит и видит, как бы отомстить и разрушить город. Вот только…

Слайм замолчал.

— Кто мог убить Духария и зачем, я не понимаю.

— И давно ты знаешь о сковниках?

— Да уж порядком, — Станислав с гордостью задрожал, как желе в фарфоровой чашке. — Я ведь и правда ведаю все, что в городе происходит.

— Это ты отдал казначею Руфусу запись, где купец Казантул впервые рассказал о заговоре Друэг-Нагу?

— Я, конечно, — отвечал слайм. — Глаза у меня везде, любая мокрица, вошь или таракан мне верную службу служат.

— Значит, ту запись ты отдал Руфусу, — сказал я, — а Духарию лицо-то замазал?

— Он хорошо платил и часто в подземелья спускался. Помогал всегда, когда я просил. Зачем его сдавать?

— А остальных друзей, значит, предал? — спросила девушка мрачно.

— Так друзья на то и нужны, — наставительно произнес круль. — Кто есть друзья? Пушечное мясо, источник денег и халявных услуг. Вот едете вы в санях, а за вами зловолки гонятся; ежели вы один, то крыть будет нечем. А коли с друзьями едете, швыряйте их по одному на дорогу, глядишь, зубастые и отстанут.

— Об этом стоит написать книгу, — согласился я.

— Я же тогда не знал, чья возьмет, и сейчас не знаю. Если победят люди, Руфус меня ни в жизни не заподозрит. Я же ему тех двоих сдал тепленькими. А что Духарию замазал фицрой, так это часто бывает, если делать запись издалека. Никто и не заподозрит.

— Саардак-хан требует, чтобы торфяный клан больше не торговал со скарбниками в обход Главного Шатра.

— Ну этого пусть он подождет, сидя. А то и прилечь не грех. Эрлан-бей с каждым днем все больше входит в силу, а если и правда войной на людей пойдет, то начнет он не с города Малахита.

Круль зашептал чуть слышно:

— Он сперва прирежет Саардак-хана и захватит Стойбище. Не знаю, пойдут ли за ним остальные орки; вряд ли все кланы, но кто-то точно пойдет. Если ты срубил голову старому королю, в тебе быстро признают нового.