Обломки костей глубоко погрузились в мозг.

Воин завыл от боли.

Он схватился за голову, и девушка добавила ему кулаком в кадык. Орк пошатнулся и рухнул, словно подрубленное дерево.

Лютовирм подскочил ко мне.

Тварь сомкнула мускулистые челюсти.

Зубы чудовища скользнули по адаманту. Послышался громкий хруст. Кровь хлынула изо рта чудовища, волшебный металл оказался слишком прочен для Лютовирма.

Но сразу же мои пальцы свело судорогой от боли.

Монстр взмахнул головой, и Тигаранд вырвался из моей руки. Яркой звездой он отлетел далеко прочь и упал в осоку.

Я знал, у меня осталась только пара секунд.

Схватив чудовище за шипы на морде, я ударил его кулаком в висок. Это было опасно, моя рука прошла лишь в дюйме от отравленной кожи. Но на самой голове у монстра капелек яда не было.

Лютовирм пошатнулся.

Его глаза на миг закатились.

— Не нравится? — спросил я.

Резко дернув, я отломал ему челюсть.

Он заревел от боли.

Теперь у меня снова появилось оружие.

Я размахнулся и со всей силы вонзил острый костяной шип в горло твари.

Тот вошел на всю длину.

Кровь хлынула из раны, и я отскочил, зная, что она ядовита. Перекатившись в сторону, я оказался у зарослей осоки и поднял адамантовый меч.

— Ты будешь умирать долго! — прорычала тварь.

Она рванулась ко мне, я отшатнулся в сторону.

Лютовирм пронесся мимо, поднимая облако черных брызг. Мне оставалось лишь держать меч под нужным углом, и тварь сама отсекла себе лапы с левого бока.

Глухо застонав, чудовище рухнуло.

— Топи… мои, — глухо простонал Лютовирм.

Я всадил ему меч в затылок.

Мощная судорога сотрясла монстра. Кровь широкими струями хлестала из отрубленных лап. Я выдернул клинок и ударил снова.

Тварь дернула разрубленной головой.

Алый фонтан забил из ее мозга.

Лютовирм дико закричал, его вопль перешел в хрипение, а потом затих.

Орочьи флаги реяли над походным лагерем.

Димитрис стоял у шатра, сложив руки на груди. Дальше сумрачной грядой высились охранники-орки. Саардак-хан сидел на простом ковре и пил ключевую воду из фляжки.

— Как добрались? — спросил я.

— Скверно, — ответил завоеводчик.

Он глянул на болота, потом на темное небо.

— Не стоило идти сюда в сумерках. Эрлан-бей опасен. Лучше бы дождались утра.

Его глаза скользнули по Саардак-хану.

— А Огнард здесь откуда? — спросил я.

Воевода сгорбился у костра.

— Мне казалось, он останется в городе, а с вами поедет Руфус.

— Так и было, — согласился Димитрис. — Но с полдороги он нас догнал. Не знаю, что на старика накатило…

Завоеводчик покачал головой.

— Огнард обычно так себя не ведет. А сейчас будто отрезало: «Сам поеду искать Аскольда, никому это не доверю». Руфус пытался спорить…

Димитрис сорвал травинку, начал не спеша грызть.

— Только вотще. Старый уперся рогом, и все. Было ясно, что не отстанет. Вот Руфус и вернулся: нельзя оставлять без присмотра крепость.

Я кивнул.

Интересно, что же случилось в славном городе Малахите, если Огнард, забросив все, передумал и кинулся догонять отряд?

Мне очень хотелось спросить его об этом, но я знал, что он не ответит.

— Пойду поговорю с ханом, — сказал я.

На краю лагеря Оксана, забрав из костра две большие палки, весело фехтовала с орками, те учили ее каким-то новым приемам.

Мне оставалось только покачать головой.

Эта девушка везде находит друзей.

Может быть, оттого, что сразу убивает тех, кто ей не нравится.

— Владыка, — произнес я.

Трое охранников встали на моем пути.

Саардак-хан махнул головой, веля пропустить.

— Ну что, чародей-отшельник? — спросил верховный вождь. — Как поживает мой вассал, Эрлан-бей? Он раскаялся в своих преступлениях?

— Этот орк не из тех, кто склоняет голову, — отозвался я. — Но я нашел способ уладить проблему.

— Хорошо, — Саардак кивнул. — Я рад, что не ошибся в вас. Эрлан-бей скоро будет здесь, и мы все решим.

— Сейчас?

Я посмотрел вдаль.

Тревожное багряное солнце почти скрылось за горизонтом.

— Здесь опасно, владыка, — продолжил я. — Мы хоть и в Степи, но Болота рядом, да и солдат с вами, вижу, не так уж много.

Лицо хана озарила усмешка.

Она у орков особая — от оскала не отличишь.

Люди, погрязшие в отбросах цивилизации, давно позабыли, что улыбка изначально означала не мир и всеобщую любовь, а угрозу жестокого, злого хищника.

Мы сумели извратить все, даже смысл улыбки.

— Еще не родился тот, кого я буду бояться, — ответил Саардак-хан. — Если Эрлан-бей замыслил убить меня, пусть попробует, тем проще мы все решим.

Я кивнул.

Конечно, я понимал, что вождем движет не пустая бравада. Он не мог закрыть глаза на измену торфяных орков, но и начать войну с ними стало бы серьезной ошибкой.

Вызывать мятежника в Верховный Шатер — тоже не лучший выход; Эрлан-бей мог просто не прийти, пошатнув тем самым власть хана.

Никогда нельзя отдавать приказы, если ты не уверен, что их выполнят покорно и беспрекословно.

— Я послал в их стойбище почтового кречета, — сказал орк. — Скоро изменник придет сюда или докажет всем, что он трус и больше не может быть вождем клана.

— Вы сильно рискуете, владыка.

— В жизни есть две опасности, — ответил Саардак-хан. — Сделать что-то и ничего не делать; избечь обеих нельзя, можно лишь выбрать. Я выбираю первую.

— Быть посему, — отозвался я.

Поклонившись, я отошел к костру.

Огнард сидел там и мрачно грыз кусок хлеба.

— А, вот и ты, — пробормотал он. — Садись поближе к огню; хоть один человек приятственный! Чертова Степь, проклятые орки…

— Вижу, поход не очень задался?

— Какое там!

Воевода досадливо отмахнулся от комаров.

— Я ж говорил, не терплю я этих зеленокожих. Сразу хотел за Аскольдом ехать, времени ведь в обрез; нет же, развели церемонии! Сядь на подушку, гостюшко, трынды-бырынды будем.