И в прятки с police играл.

Детство прошло в «Сайгоне»,

Я жил, никого не любя.

Была моя жизнь в обломе,

Пока я не встретил тебя.

«Аквариум», «Будь для меня как банка»

По мере того как «Аквариум» становился всё популярнее, в городе появляются подпольные рок-журналисты, самиздатские рок-журналы и так называемый магнитиздат.

Александр Старцев: «Журнал „Рокси” был придуман Борисом Гребенщиковым и Колей Васиным, известным битломаном. Сначала я просто начал писать туда статьи, а потом так получилось, что я стал редактором».

Всеволод Грач: «Первые магнитоальбомы русского рока выходили именно на бобинах. Люди переписывали с бобины, на бобину, кто-то переписывал на кассеты соответственно. Магнитоиндустрия пошла именно с конца 70-х».

Михаил (Фан) Файнштейн: «Таким образом, совершенно чуждая и враждебная информация, современная музыка, которая была рок-музыкой, растеклась по всей стране».

В отличие от неподцензурной поэзии и живописи, ленинградский рок-н-ролл имеет армию молодых и отчаянных приверженцев и потому становится мощной, молодежной контркультурой. Запреты рок-концертов чреваты социальным взрывом.

Они выйдут на улицы, чтобы порвать навсегда

С вашим усталым миром,

С вашим нелепым миром…

«Телевизор», «Дети уходят»

Всеволод Грач: «Был список запрещенных групп в дискотеках, но народ требовал: „Давайте нам ”Зоопарк”, давайте нам ”Аквариум””. Поэтому в Казани, в Рязани, я знаю лично людей, до сих пор с ними общаюсь, которые были такими культуртриггерами, это были держаки. Дискотеки были разрешены; песни были запрещены, но ставились тем не менее. И это пошло по всей стране, начиная с 80-го года очень плотно, от Владивостока до Калининграда».

К этому времени Ленинград становится столицей так называемой системы – кочевников-хиппи, воспитанных рок-музыкой. Между рок-клубом и «Сайгоном» пролегает муравьиная тропа системщиков. Открытие Рок-клуба пришлось как никогда кстати.

Рок-клуб был основан усилиями Комитета государственной безопасности 7 марта 1981 года. Главная задача Рок-клуба была вот в чем: разделять рок-движение, отслеживать группы прогрессивные, которые готовы встать на комсомольские позиции, отражать партийные идеалы, а тех, кто протаскивает западные идеалы, – перевоспитывать и изолировать.

Горе мое, пацаны и пацанки,

Как от беды отойти, соскочить?

И опять с ханки на джеф,

С джефа на ханку.

Как бы мне душу себе подлечить?

Андрей Дворин, «С джефа на ханку»

Всё большее несоответствие обретших внутреннюю свободу и раскрепощенность молодых сайгонцев и бессмысленной и тупой агрессии власти приводит в рок-клуб новое, более радикальное поколение музыкантов.

Михаил Борзыкин: «Поэтому, может быть, какое-то возмущение росло. На всех кухнях оно зрело, к 85-му году оно начало вылезать из нас».

К сайгонской стойке в очередь за маленьким двойным встали подтянувшийся из Череповца Александр Башлачев, уроженец Уфы Юрий Шевчук, москвич Костя Кинчев, музыканты «Поп-механики», «Кино» и «Аукцыона», группы «Ноль», школьник Сергей Шнуров.

Михаил Борзыкин: «1985 год ознаменовался тем, что в Рок-клуб пришли „Алиса” и „ДДТ”. „Алиса” была уже с Костей. Кинчевым как раз в 85-м году, а в 84-м они еще были без Кости, и тексты были другие. „Кино” тоже стало жестче. Вообще это абсолютно естественное настроение, которое создалось в те годы, – нам было с кем поделиться, мы называли это „красная волна”».

Михаил Файнштейн: «Где-то раз в два месяца проходили какие-то концерты, и раз в год – фестиваль. Вот фестиваль, фестиваль шел 2–3 дня, в фестивале участвовало 15 групп. Милиция была в ужасе, потому что такого никогда не видела».

В середине 80-х жизнь завсегдатаев «Сайгона», проведенная в кочегарках и за маленьким двойным, кажется подходит к логическому завершению. Они уже дожили до возраста смерти Пушкина, а их книги не напечатаны, картины не куплены ни одним музеем, а философские идеи разделяет разве что узкий круг приятелей. Но и те, кто не сделал из маленького двойного культа, кто тянул служебную лямку, тоже не слишком преуспели. В лучшем случае они – ведущие инженеры, кандидаты наук, майоры. Семидесятникам, по их ощущениям, уже скоро будет уготована скромная пенсия и выращивание огурцов на шести сотках. Однако в России надо жить долго.

К середине 80-х власть понимает, что перемены назрели. В марте 1985-го новый генеральный секретарь КПСС Михаил Горбачев появляется в Ленинграде и совершает поступок, невиданный с 20-х годов: нарушает протокол, выходит из машины и общается с толпой на углу Невского и Лиговки, всего в двух кварталах от «Сайгона». Власть думает провести «реформы сверху». Но уже поздно. Молодежь готова к самозахвату прежде запретных территорий.

Михаил Борзыкин: «Где-то в 86-м году было небольшое восстание внутри Рок-клуба, когда одно крыло, группа „Присутствие”, и тоже одна такая интересная группа „Патриархальная выставка” вошла с нами в этот клан – клан людей, кому не нравилось, что происходит и внутри рок-клуба. Там было много чиновничьего страха.

Не говори мне о том, что он добр,

Не говори мне о том, что он любит свободу…

Я видел его глаза – их трудно любить.

А твоя любовь – это страх!

Ты боишься попасть в число неугодных.

Ты знаешь – он может прогнать, он может убить!

Твой папа – фашист!

Не смотри на меня так,

Я знаю точно – просто фашист!».

Владимир Шинкарев: «Антисоветизм был очевиден… В него не надо было углубляться, изучать дополнительно. Всё и так было ясно. Каждый мало-мальски интеллигентный человек тогда автоматически являлся антисоветчиком».

Екатерина Колесова: «Главное было – отвергать социалистическую систему ценностей. Поэтому если ты не мог сострить как-то аргументированно насчет „Капитала” Маркса – то ты уже был не „хиппи”. Это называлась „пионерией”.

В 1987 году Ленгорисполком принимает решение – снести не имеющую исторической ценности гостиницу «Англетер», а на ее месте построить новый отель. Старый город для ленинградцев – это традиции, культура, принадлежность к имперскому прошлому, – и «молодой Ленинград» грудью становится на пути бульдозеров.

В марте 1987-го на Исаакиевской площади, перед гостиницей «Ленинградская» (ныне – «Англетер») прошла первая с 1918 года массовая политическая демонстрация, в ней участвовало несколько тысяч человек. Среди тех, кто протестовал против возможного сноса «Англетера», были люди, которые через пять лет проявят себя самыми разными способами: будущие православные монахи, члены общества «Память», депутаты Верховного Совета РСФСР и Съезда народных депутатов СССР, будущие крупные бизнесмены и будущие бомжи, будущие неудачники и будущие победители, – все они столпились здесь. Весь «сайгонский» Ленинград вышел наружу.

Алексей Ковалев: «По моим