Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один от Зацепина – наверное, хотел узнать, как дела, а матушка нашлась, что ответить. Пять звонков от Елены Кузьминичны – неужели вспомнила еще что-то интересное? Три – от Стаса, значит, созрел и готов действовать. Наконец, звонок от Ростоцкого – наверное, подумал хорошо и решился сделать ей предложение, от которого она не сможет отказаться. Кому же ответить первому? Тому, кто больше всех в ней заинтересован – Елене Кузьминичне.
– Асенька, здравствуй! Хорошо, что ты мне перезвонила. Я тут поговорила по телефону с некоторыми соседями по даче. И оказалось, что ты пропустила Лидию Сергеевну. Ты не хочешь с ней встретиться? У нее есть, что тебе сообщить.
– Мне ехать к ней на дачу?
– Нет, она в городе. У нее трагедия: муж ушел к молоденькой. Поэтому она на какое-то время, пока не придет в себя, дачу забросила. Лидия Сергеевна сегодня весь день дома, так что, если надумаешь посетить ее, она тебя ждет.
Ася записала номер телефона и адрес. Договорившись с Лидией Сергеевной о встрече, принялась одеваться. Мысли Аси крутились вокруг разговора с Ростоцким. Она каждое мгновение думала лишь о нем, поэтому не сразу подключилась к беседе с Лидией Сергеевной, сидящей напротив и пытающейся передать все, что она почувствовала, когда впервые узнала об измене мужа.
Выговорившись, Лидия Сергеевна постепенно перешла к событиям того незабываемого трагического дня. Оказалось, что она не попала в поле зрения дознавателей из полиции по причине того, что была в сильнейшем подпитии.
– Когда пришли полицейские, я даже не поняла, о чем меня спрашивают. Только потом, когда немного отрезвела от своего горя, начала что-то соображать. Накануне я узнала, что мой Николенька сбежал от меня к совсем молоденькой девушке. И квартиру, и дачу, и машину бросил, так торопился. Да и зачем ему все это? Он со своим бизнесом себе еще купит. Мне так захотелось напиться, но тайно, чтобы и дети не осудили, и соседи по дому с презрением не смотрели. Вот я и приехала на дачу. Выпила рюмку, другую. А душа рвется поделиться с кем-нибудь горем. Вот я и взяла бутылку коньяку, пошла по соседям. Никто не захотел со мной поговорить, выслушать, пожалеть, наконец. А вот Мария Ивановна, добрая душа, и выслушала, и пожалела, и советов кучу надавала. Я тогда ушла от нее с сознанием того, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Пришла домой, поразмыслила о том, что Мария Ивановна говорила, и даже нашла в плохом хорошее. Да, ушел. Да, бросил. Но зато теперь я избавилась от его невыносимого брюзжания по поводу и без оного, от его вечно кислой и всем на свете недовольной физиономии, когда мне хотелось треснуть его по башке чем-нибудь вроде скалки или сковородки. Избавилась от его злых насмешек и издевок, кичливости и самомнения, когда он надувался от важности, как лягушка, того и гляди лопнет. Теперь никто меня по рукам не станет бить, чем бы я ни занималась. И я выпила рюмашку от радости. А потом еще одну, и еще. Когда полицейские пришли, я уже ничего не соображала: то плакала, то смеялась, то снова плакать принималась. А вот когда в себя-то пришла на следующий день, мне самой уже было ни до кого. И только на третий день вспомнила, что Мария Ивановна в тот день какая-то странная была.
– А когда вы у нее были и в чем эта странность проявлялась?
– Ближе к обеду я к ней попала. Как раз от нее какая-то женщина вышла. Я только мельком на нее взглянула да и забыла сразу, не до нее было. Так вот, жара на улице стояла больше тридцати. А у Марии Ивановны платок на плечах и, смотрю, она тапки теплые с меховой опушкой надевает. Я ей: «Ты чего, словно дряхлая старуха, так тепло вырядилась?» Она мне: «Знобит что-то, и ноги словно во льду». А я ей: «Может, заболела?» Она: «Да с чего мне болеть-то? С утра так бегала, что не угнаться за мной. Ничего, сейчас согреюсь». Я ей: «Так давай выпьем, быстрее согреешься». Она же ни в какую: не пью, мол, и все тут. Поговорили по душам, я и ушла.
– А как она выглядела, когда вы уходили?
– Была очень бледная. Я подумала, что от жары. А еще показалось, что у нее глаза немного косили и руки тряслись. Я тогда удивилась, даже подумала, что она уже и без меня немного на грудь приняла. Хотя никогда за ней этот грешок не водился. Между прочим, я ей предложила «Скорую» вызвать, так она отказалась. Говорит: «У меня дочь врач, я себя доверяю только ей. Должна с минуты на минуту подъехать». Я и ушла. А когда дочь Катя приехала, Мария Ивановна уже мертвая была.
И снова все признаки отравления болиголовом. Сначала начальница Копцовой, затем ее муж, и вот теперь Мария Ивановна. Но это лишь косвенные улики, которые следует проверить. Нужно немедленно передать флакон с ядом Ростоцкому, так как, возможно, это и есть орудие убийства.
Вот только к смерти отца оно не имеет никакого отношения. Значит, убила его не Копцова? Потому что это не ее почерк? Какая глупость! Может, отца она убила первым подвернувшимся под руку предметом, в данном случае ножом. Хотя зачем, если есть проверенное годами средство, не оставляющее следов? Да и нож был чужой, принесенный в дом убийцей, видимо, специально.
Ася чувствовала, что ни на шаг не приблизилась к убийце отца. Может, Ростоцкий забрал дело из архива и она хоть что-то, не замеченное никем до нее, в нем обнаружит? Как Ася ни оттягивала этот момент, звонить все равно пришлось. Она набрала номер и, слушая длинные гудки, надеялась, что не дозвонится. Наговорила лишнего, а теперь труса празднует? За свои слова надо отвечать.
– Это Ася.
– Приезжай, я на работе.
Вот так четко и немногословно. Она приедет, а он изо всех сил будет делать вид, что ничего не случилось. А как вести себя с ним ей, влюбленной без ума и памяти дурехе? Тоже делать вид, что она ему ничего не говорила? Нет, лучше сделать вид, что он ничего не понял…
– А как же рыбалка? – Ася сидела напротив, старательно избегая взгляда Ростоцкого.
– Чем тебе работа не рыбалка? Бери дело, – он подвинул ей толстую папку, – и лови свою рыбку.
– А что с номером машины?
– Две машины с таким номером. Вот, смотри, – Ростоцкий положил перед Асей лист бумаги, – «Фольксваген» и «десятка».
– Соседка по даче сказала, что женщина села в джип.
– Тогда «Фольксваген». Хозяин – Шестаков Герман Владимирович. Сорок лет, бизнесмен, руководитель компании по производству мебели «Эльф».
– Такой вполне может быть помощником Копцовой. Вот только в документах название этой компании я не встречала. – Ася достала из сумки флакон в целлофановом пакете.
– А это что?
– Настойка болиголова. Смертельный яд, которым предположительно отравили Марию Ивановну. – И Ася рассказала Ростоцкому о своих путешествиях.
– Фомушкина, мне иногда кажется, что ты с головой не дружишь. У тебя напрочь отсутствует чувство самосохранения.
«Сам ты бесчувственный чурбан, – парировала мысленно Ася. – Это у тебя никаких чувств. Работа – твоя жена. И другой у тебя не будет никогда».
– Я попытаюсь договориться с лабораторией, а ты пока просмотри дело.