Брюнет согласно кивнул.

Через час, как и было сказано в Эллиной записке, мы с Тимофеем вышли на улицу. Парень подурачился с девчушкой, задорно катая её на шее и кружа вокруг себя под счастливый заливистый смех. После такой порции безудержного веселья, мы и за мольберты сели в приподнятом настроении, а Тим поехал к Гектору, на прощание поцеловав каждую из нас в щёку.

День выдался просто потрясающий. Тонкие перистые облака на небе намекали на ясную погоду. Яркое солнце ласковыми лучами пригревало землю, оживляя пожухлые растения. Голова полностью перестала болеть, как только я вышла на свежий воздух – здесь он был изумительно чистым. Но наблюдая за ребёнком, мне казалось, что её что-то тревожит. Я не пыталась разговорить девочку – не хотела давить.

Моя рука беззаботно выводила штрихи на бумаге, изображая что-то абстрактное. Элли же рисовала пса, похожего на золотистого ретривера, в окружении осеннего леса.

– Красивая собачка, – широко улыбаясь, похвалила я работу девочки, и она задумчиво глянула на меня. – Ты где-то такую тут видела? – уточнила я.

Эллен молча отвернулась, вытирая кисти об кусочек ткани и складывая их в пенал. А ещё недавно свежий рисунок девчушка свернула в трубочку. Я растерянно наблюдала, не понимая происходящего. Возможно, я сказала что-то не то.

– Мы заканчиваем рисовать? – осторожно спросила я.

– Пойдём, – коротко бросила Элли и, взяв меня за руку, повела в сторону деревьев.

– Куда мы идём?

– Я покажу тебе одно место. Секретное, – малышка остановилась и развернулась ко мне лицом, серьёзно глядя в глаза. – Никому нельзя о нём рассказывать. Оно только моё.

– Хорошо, – согласилась я, и Элли дальше повела меня вглубь леса.

Мы прошли уже метров сто с лишним, и мне всё больше становилось не по себе. Что будет, если Аида начнёт искать дочь? Вряд ли она поверит на слово, что так далеко мы отправились по инициативе Элли, и, конечно, снова мне быть причиной всех проблем. Только я собралась открыть рот, чтобы тормознуть уверенно идущую девчушку, как наконец она остановилась и ткнула пальцем вперёд.

– Мы пришли.

Подойдя к лежавшему на земле толстому стволу дерева, Элли уверенно разместилась на нём, поджав под себя ноги, и рукой пригласила сесть рядом. Аккуратно ступая по ковру из сухой цветастой листвы, я подошла ближе к бревну и расположилась на нём. Теперь, когда мы удобно устроились в тени леса, я застыла, вытянув шею, разглядев, какой дивный пейзаж нам открылся. Сквозь полысевшие деревья, тонкие и толстые ветки, виднелся берег с прозрачно-синей шумной рекой. Как будто заворожённая, я вбирала красоту диких цветов, странных, но чудесных растений, мощь и силу воды. Атмосфера безмятежности и полной гармонии питала душу и сердце словно живительный бальзам, а звуки нетронутой, первозданной природы успокаивали, даря глубочайшее умиротворение. Элли довольно улыбалась, видя, какое впечатление на меня произвело её секретное место.

– Как ты его нашла? – зачарованно прошептала я.

– Случайно. Я здесь встретила Вилли.

Я настороженно склонила голову:

– Кого?

– Собаку, которую я нарисовала.

– Правда?

– Да. Она сидела вон там, – Элли ткнула пальцем на небольшую возвышенность между деревьями. – Она была такая хорошая! Ника, а у тебя есть домашние животные?

Я слегка улыбнулась, с тоской подумав о своём зверьке.

– У меня есть кошка. Дымчатая, с яркими рыжими глазами и такой мягкой-премягкой густой короткой шёрсткой. Зовут Кико.

– Ого. Красивая, наверное, – мечтательно протянула девочка.

– Ага. Очень. И умная ещё.

Эллен развернула свой рисунок, где был изображён золотистый пёсик, и, грустно вздохнув, проронила:

– Я бы тоже хотела, чтобы дома жила собачка или кошечка. Но мама не хочет. Не любит животных. А у тебя, – девочка сделала паузу, – есть мама?

Довольно неожиданный вопрос. Я надеялась, что она не пыталась сравнивать свою маму с другими. Так её могло постичь большое разочарование в жизни… Но я всегда была с ней искренна и честно отвечала на все её вопросы.

– Есть, – медленно кивнула я. – Но сейчас мы живём в разных городах. Ещё когда я училась в школе, мы всей семьёй переехали в соседний Неворк – портовый городок. Но, повзрослев, я вернулась в родной Фейтфол, поступив в университет. Так что видимся мы с мамой редко, но по телефону разговариваем регулярно, – я рассказала всё как есть, вспомнив, что последнее время не баловала маму звонками. Надо это исправить.

Девочка внимательно выслушала мой ответ и, помолчав, нерешительно спросила:

– А она… любит тебя?

Странная тема беседы для ребёнка семи лет, не так ли? Из уст маленькой девочки это звучало особенно горько. Не слышала раньше, чтобы счастливые дети задавали подобные вопросы.

– Конечно, любит, – с осторожностью ответила я, встречая испытывающий взгляд печальных глаз. – Все мамы любят своих детей. Просто некоторые из них делают это по-особенному, по-своему. Как умеют. Порой мамам тоже нужно время, чтобы понять и принять свою любовь к родной кровинке, – я грустно вздохнула и подняла с земли сухой упавший лист. – Все живые существа на этой планете очень разные. И лишь горячая любовь в сердцах наших мам одинаковая, – я посмотрела на деревья и небо, проглядывающее среди них. – Она огромная, как скалистые горы, чистая, как озёра и воздух, солнечная, как летнее утро, всепоглощающая, как ночное небо в звёздах. И, подобно распускающемуся прекрасному бутону, в любой момент материнская любовь может расцвести… если это не произошло сразу. – Я уверенно посмотрела на девочку и добавила: – Я в это верю.

Лазурные глазки ребёнка вдруг заблестели, и она отвернулась от меня, шмыгая носом. Я больно закусила нижнюю губу, чтобы самой прямо сейчас не расплакаться, и аккуратно погладила девочку по спине. Она была слишком умная и всё понимала, оттого её душевная боль была по-настоящему взрослой. Ребёнку не хватало материнского тепла, и никакие блага мира никогда в жизни не смогут его заменить. По спине пробегали противные игольчатые мурашки от обиды и злости за малышку. Щемящее чувство в груди душило, не давая вдохнуть. И я не лгала, когда говорила о вере, потому что что-либо другое я отказывалась принимать. Не существовало детей на этом свете среди людей, среди животных, недостойных родительской любви.

Какое-то время мы продолжали молча сидеть, ощущая лёгкий ветерок в волосах. Элли рассматривала свой рисунок, что-то усердно обдумывая. Я же ждала, когда она сама заговорит. Внезапно она поднялась на ноги и встала напротив меня, положа лист с нарисованным псом мне на колени. Я вопросительно взглянула на неё.

– Я хочу тебе кое-что показать, но это тайна, – девочка приложила палец к губам, и я послушно закивала. – Я никому этого не рассказывала, а тебе расскажу, потому что ты моя подруга, Ника. И ты мне не врёшь.