взгляд — он означал, что приговор обжалованию не подлежит. Да и не было во мне сил после всего произошедшего спорить и бороться.

— Прямо сейчас? — хрипло спросила я.

— Можно утром, — криво усмехнулся он.

Постоял еще несколько минут, смотря в мои глаза, а потом развернулся и вышел из комнаты, оставив меня одну. Без него. Видимо уже навсегда.

Сложно описать то, что я сейчас чувствовала. Моя жизнь разваливалась, разрушалась на глазах. Или уже была уничтожена.

Почему-то вспомнился день нашей свадьбы. Мы никого не пригласили. По моей просьбе.

Мать Дениса мне было сложно видеть в этот день, потому что моей уже не было в живых. Отца Денис похоронил давно и из-за этого стал еще ближе с матерью, которая тяжело переживала уход мужа. И Денису сложно было принять тот факт, что я настаиваю на том, чтобы в самый важный для нас день, рядом с ним не было его матери.

Сестрам и брату я даже не сказала, что выхожу замуж. Мы не общались.

Помню, в последний раз, когда была на семейном вечере, я думала о том, что нужно восстанавливать с ними отношения, но потом расставание с Тимом разверзло новую дыру в груди. И я сбежала в Питер. От себя, от всех. Из прошлой жизни всегда оставалась рядом только Кэт.

Мне не хотелось говорить с людьми о себе. Отвечать “хорошо” там, где на самом деле плохо. А в том, что плохо признаваться не хотелось еще больше.

Не знаю, наверное, Эмма, Рози и Крис позволили бы мне держать ту дистанцию, которая мне была нужна. Не задавали бы вопросов, если бы я попросила. Но я будто одичавший, заблудший зверь, искала укрытие подальше от людей и света, где-то в темноте и вдалеке от всех. И это, как ни странно, помогало.

Перестав общаться с родственниками, я сделала прошлое нереальным, несуществующим. Мне больше не нужно было казаться нормальной и правильной. Не нужно было соответствовать чьим-то рамкам и критериям, потому что больше не было никого в моей жизни, кто знал меня достаточно давно и что-то мог ожидать.

Я долго уговаривала Дениса не звать гостей. Тем более уже давно можно расписываться вдвоем, без свидетелей. Но он был слишком консервативен, считал, что свадьба должна быть как полагается. Выспрашивал, почему я не общаюсь с сестрами и братом, почему не хочу их позвать. Для него это было чуждо и непонятно — такое отношение к собственной семье. Я отмахивалась, злилась, не желая объяснять. Даже сама себе. Иногда умом мы понимаем как надо, как правильно, но поступаем совсем иначе.

— Либо вдвоем, либо никак, — поставила тогда первый ультиматум Денису.

И он согласился. Я не оставила ему выбора.

Наверное, я ужасная эгоистка. Не знаю, когда я такой стала, а может быть, была всегда. Я выбирала — за нас двоих. Так как мне удобно, как нравится. А Денис… слишком меня любил, наверное. Всегда соглашался. И несмотря на то, что, на первый взгляд, это именно он контролировал меня и нашу жизнь. На самом деле, я знала — он не будет спорить, если я буду настаивать. Может, поэтому я так спокойно воспринимала все его попытки меня переделать и ограничить. Это просто вписывалось в картину того, что я сама хотела сделать с собой и своей жизнью. И даже тут я будто пошла по наиболее легкому пути — нашла того, кто вместо меня, возьмет ответственность и наведет в моей жизни порядок.

Мои родные в итоге узнали о свадьбе из новостей. Все-таки Денис был достаточно заметной персоной — владел крупнейшей галереей в Питере.

Когда позвонил Крис, я долго смотрела на экран телефона, не желая брать и разговаривать. Но не смогла проигнорировать, слишком уж редко он мне звонил, чтобы остаться к этому безучастной.

Когда приняла вызов, в трубке повисла тишина. Тяжелая, глухая тишина, в которой кто-то кричал, ругался, не соглашался, не понимал.

— Даже не расскажешь о свадьбе? — наконец сказал Крис.

— Это было мое решение, — спокойно сказала, не желая оправдываться и объяснять.

Этой фразой я хотела ответить сразу на все его невысказанные вопросы: почему не позвала на свадьбу, почему они узнали из новостей, а не от меня… Я так решила — вот почему.

— Как будто кто-то может заставить принять тебя не твое решение. Как будто ты кого-то послушаешь, — как-то горько прозвучал его голос в ответ.

— Прости, — тихо прошептала я. — Так правильно. Так нужно. Мне.

— Сэм… мы твоя семья, и любим тебя. Помни об этом, ладно?

— Ладно…

После свадьбы мать Дениса невзлюбила меня, хотя до этого у нас с ней были достаточно ровное и спокойное общение. Не смогла простить, что я была против ее присутствия в этот день. Никогда явно она не показывала своего отношения, но оно неуловимо изменилось.

— Может быть, она не уверена в вас, сын? Поэтому не захотела пышную свадьбу.

Я стояла около двери в кухню. Мы приехали на ужин в родительский дом Дениса. Это была их еженедельная традиция, от которой я вскоре отказалась, больше не пытаясь угождать и быть милой, чтобы понравится. Денис продолжал регулярно навещать мать, но уже без меня.

У них в квартире была отдельная столовая, где мы обычно ели. И я, решив быть полезной, собрала грязные тарелки со стола и понесла их на кухню. Застыла, услышав голос матери Дениса, невольно вслушиваясь. Мне не стоило знать, что она обо мне думает. Я и так подозревала, что ничего хорошего. Это знание лишь все усложнит и испортит. Но я не смогла себя заставить уйти и не подслушивать.

— Не говорю глупости, мам, — спокойно ответил мой уже муж на тот момент.

— Динь, подумай сам. Каждая девушка мечтает о пышной, красивой свадьбе. Незабываемой. Каждая. Я уверяю тебя. Ладно, если бы у нее это был второй брак, можно было понять. Но это первый. Первый, Динь.

— Мам, я не хочу это слушать, — прервал он ее. — Мы любим друг друга. И это самое главное.

— Это не навсегда, точно знаю. Не надолго. Она тебя не любит. Не любит так, как ты ее.

Тогда я разозлилась, услышав этого. Мне хотелось закричать: “Я люблю. Люблю!”. Доказать, объяснить. Я верила, что люблю. Поверила в тот момент, когда приняла от Дениса предложение.

Сейчас, оглядываясь назад, думаю, что его мама — мудрая женщина. Кажется, она видела и понимала больше, чем я сама.

И несмотря на мое упрямство, несмотря на невысказанные обиды Дениса, тот день… день свадьбы — был волшебным.