Я остановился.

Водитель встал на обочине, но двигатель не заглушил. Водительское стекло опустилось, детектив Керник положил на него руку. Он тоже был в черном костюме. Не знаю, что было тому причиной: дневной свет или стресс последних недель, но его угольно-черная шевелюра заметно посветлела.

– Не делай этого, сынок, – произнес он.

Его дыхание расплылось белым облачком пара.

– Чего не делать?

– Не ходи туда.

Я молчал.

– Ясно, что ты действуешь из лучших побуждений. Знаю, это нелегко. Но мне приходится думать о Росситерах. Тебя не хотят там видеть. Им и так тяжело…

Я пошел дальше.

Керник снова завел мотор и с минуту ехал рядом со мной.

– У тебя ужасный вид. – Он вздохнул. – Не ломай себе жизнь.

Я шел не оборачиваясь. Услышал, как стекло поползло вверх. Машина доехала до угла, мигнула поворотником. Я дождался, пока она свернет, потом пошел дальше.

Про похороны Изабель я прочел еще несколько дней назад в газете, оставленной кем-то в «Рубике». Панихиду служили в церкви Святого Франциска гортонского монастыря, строго для узкого круга родственников и друзей. Сочувствующим предлагалось посетить кладбище и возложить цветы на могилу. Да, было бы интересно посмотреть, кто придет, но я туда не собирался. Похороны давали возможность что-нибудь разузнать.

Я шел размеренным шагом, прокручивая в уме факты. Надо выяснить, кто унес телефон Изабель из квартиры. Ее отец дал полиции номер старого мобильника, спрятанного в ящике письменного стола. Если Дэвид Росситер знал новый телефон дочери, то почему не сообщил его полиции? Откуда у него этот номер? И главный вопрос: не он ли забрал телефон из квартиры после смерти Изабель? Почему вообще телефон пропал? Что такого в нем было?

До Битхэм-Тауэр я добрался около девяти. В двери ввалилась помятого вида компания в смокингах – очевидно, после гулянки в городе. Панихида начиналась через полчаса, так что Росситер с Керником уже уехали в церковь. Я направился к телефонным будкам через дорогу. Выбрал ту, что почище, и набрал номер службы спасения.

– Полиция? – сказал я. – Я хочу сообщить о незаконном проникновении в квартиру.

В вестибюле я направился к стойке администратора. К счастью, сегодня работала та же девушка, что и во время моих предыдущих визитов сюда с Керником.

– Доброе утро, сэр. – Она одарила меня белоснежной улыбкой. – Чем могу помочь?

– Доброе утро. – Я протянул ей служебное удостоверение. – Детектив-констебль Уэйтс. Мы с вами, кажется, уже виделись.

– Да-да, – ответила девушка. – Вы приходили с мистером… С детективом Керником, – снова улыбнулась она.

– Совершенно верно. Я работаю в охране мистера Росситера.

Она посмотрела на удостоверение, потом вернула его мне.

– У него такое горе… Дочь…

– К сожалению, пресса не столь участлива. Вы знаете, конечно же, что похороны сегодня утром?

Она кивнула.

– Если не ошибаюсь, мистер Росситер провел всю неделю в семейной резиденции…

– Да, я только что оттуда. Нас беспокоит, что сюда могут пробраться журналисты. Будут приставать с расспросами к постояльцам гостиницы, к сотрудникам, к жильцам. Мне даны указания дежурить в вестибюле и вежливо выпроваживать непрошеных гостей.

– Понимаю, – сказала она. – Позвольте мне связать вас с начальником охраны.

– Я как раз хотел вас об этом попросить, поскольку не знаком с мистером…

– Ридом.

– Буду очень признателен, если вы ему позвоните.

Я отошел, чтобы не мешать ей разговаривать. Через несколько минут к нам вышел человек. Судя по всему, бывший сотрудник полиции. Грузный, с решительной походкой и внимательным, оценивающий взглядом. Он сразу же вычислил меня среди людей в вестибюле.

– Мистер Рид, – поздоровался я, будто уже слышал о нем от Керника. – Детектив-констебль Уэйтс.

Мы пожали друг другу руки.

– У вас найдется минутка?

– Конечно. – Он кивнул на два кресла справа. – Вы из охраны мистера Росситера?

Я протянул ему удостоверение.

– Да, приписан к охране на период расследования обстоятельств смерти его дочери.

– Хм. – Он взглянул на удостоверение. – Ужасное дело.

– Ваша коллега сказала вам, зачем я здесь?

– Из-за репортеров, – ответил он. – Редкие сволочи.

– Вы ведь служили в полиции, верно?

Он расправил плечи:

– Десять лет.

– Значит, немало этих упырей повидали.

– Честно говоря, сынок, их здесь больше, чем на местах преступлений.

– Вот она, цена успеха. – Я многозначительно кивнул на великолепный интерьер. – Мы надеялись, что журналисты хотя бы сегодня с пониманием отнесутся к чужому горю. Но у церкви такое столпотворение, что решили поставить человека и здесь.

– И прислали стажера?

Я улыбнулся.

– Да, на время освободили меня от тяжелой обязанности разносить чай. Итак, если вы не против, я посижу тут, журнальчик полистаю, присмотрю за дверью, пока похороны не завершатся.

Он вернул мне удостоверение:

– Разумно, сынок. У меня есть кое-какие дела, но, если понадобится помощь, пусть администратор со мной свяжется.

Мы поднялись и пожали друг другу руки.

– Еще раз благодарю, мистер Рид.

Он подошел к девушке-администратору, поговорил с ней и кивнул мне. Потом ушел заниматься своими делами. Я сел, открыл рекламный журнальчик и стал наблюдать за входом.

Чуть раньше, позвонив в полицию, я заявил, что в квартире на сорок пятом этаже Битхэм-Тауэр слышен подозрительный шум. Фамилию Росситер называть не стал, чтобы наряд не прислали немедленно, а просто сказал, что сосед в отъезде и в квартире никого быть не должно.

Примерно через час двое патрульных в ярких сигнальных куртках и с фуражками под мышкой прошли по вестибюлю к стойке администратора. Девушка бросила взгляд на меня, но я решил немного подождать. Полицейские негромко заговорили с ней, намекая на щекотливую ситуацию. Администратор вышла из-за стойки и жестом пригласила патрульных следовать за ней. Я встал с кресла и направился к ним.

– Что случилось?

– А вы кто? – обратился ко мне патрульный.

– Уэйтс.

– Детектив Уэйтс из охраны мистера Росситера, – пояснила администратор.

Я предъявил им удостоверение:

– В чем проблема, констебли…