Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы взяли машину напрокат, – сказала Маргот. – Профессор не мог больше ждать. Мы говорили по телефону с отцом Роблсом. Он уже несколько дней не видел Шулу.
– Профессор Лал. Имперский колледж. Биофизика.
– Я отец Шулы.
Последовали легкие поклоны и рукопожатие.
– Мы можем подождать в гостиной. – сказала Маргот. – Я сварю нам кофе? Шула здесь?
– Да.
– А моя рукопись? – спросил Лал. – «Будущее Луны»?
– Рукописи здесь нет, – ответил Заммлер, – но она в надежном месте. У меня ключи. Профессор Лал, пожалуйста, примите мои извинения. Моя дочь поступила очень дурно. Причинила вам боль.
При неярком свете прихожей Заммлер разглядел разочарованное и испуганное лицо Лала: коричневые щеки, блестящие черные волосы, изящно разделенные пробором, и огромная окладистая борода. Слова здесь были бессильны, точнее, требовалось несколько разных языков, чтобы одновременно апеллировать к разным частям ума. Особенно к тем, которые не охватывались обычной коммуникацией и яростно функционировали сами по себе. Объять их все было не легче, чем курить десять сигарет сразу и в то же время пить виски, заниматься групповым сексом, слушать несколько оркестров и штудировать научные труды. Вот сколько потребовалось бы сил. О безграничность и настойчивость ожиданий современного человека!
Лал воскликнул:
– Нет! Это невыносимо! Невыносимо! За что мне такое наказание?
– Маргот, налей профессору бренди.
– Я не пью! Я не пью! – Его зубы стиснулись в темном обрамлении бороды. Потом, устыдившись своего повышенного тона, он прибавил спокойнее: – Обычно я не пью.
– Но доктор Лал, вы ведь рекомендовали употребление пива на Луне… Хотя, конечно, не нам упрекать вас в нелогичности. Давай, давай, Маргот, не стой просто так с участливым видом. Неси бренди. Если он не хочет, так я выпью. Захвати два стакана. Осталось немного, профессор, скоро вашим тревогам придет конец.
Столовая располагалась ниже уровня входной двери: в нее нужно было спуститься, как в этакий ковровый резервуар. Оформление комнаты поражало профессиональной завершенностью и насыщенностью. Этот интерьер вызывал такое ощущение, которое, если ему поддаться, могло быть довольно болезненным. Заммлер знал дизайнера покойной миссис Грунер. Точнее, дизайнера-пародиста. Фамилия его была Кроуз. При малом росте он обладал силой творческой личности. Манерой стоять напоминал дрозда. Пузо, сильно выдаваясь вперед, высоко задирало брюки. Маленькая ладная голова, тщательно подстриженные волосы, изумительный цвет лица, рот как розовый бутон. После рукопожатия с Кроузом ладонь целый день благоухала духами. Он был творческим человеком, способным, вероятно, и на преступление. Этот интерьер сотворил он. Здесь протекло много скучных часов, особенно после семейных обедов. Неплохо было бы отправить все это богатство в могилу вместе с усопшей. По-египетски. Но нет, они остались в доме: шелка, кожа, хрусталь, антикварная мебель. Сюда Заммлер и ввел волосатого доктора Лала – маленького человечка, очень темного. Хотя и не черного. У него была внешность дравидского типа: череп вытянутый, нос острый, но при этом лицо довольно мягкое. Вероятно, он происходил из Пенджаба. Тонкие запястья и щиколотки поросли волосами. Одевался доктор Лал как денди. Как макарони[90] (Заммлер не хотел расставаться со старыми словами, которые в свое время, еще в Кракове, с таким удовольствием выуживал из книг восемнадцатого века). Да, Говинда был франт. Умный, чуткий, нервный, проницательный, красивый, элегантный, птицеподобный мужчина. Только одно в нем казалось нелепым: и без того круглое лицо расширялось мягкой, но мощной бородой. А на спине, под льняным блейзером, торчали лопатки.
– Где ваша дочь, позвольте спросить?
– Сейчас спустится. Я попрошу Маргот ее привести. Ваш детектив ее напугал.
– Он хорошо поработал: для того чтобы ее найти, потребовался профессионализм.
– Несомненно, однако с моей дочерью пинкертоновские методы не работают. Это, знаете ли, из-за Польши, из-за военной полиции. Во время войны Шула пряталась. Вот и сейчас запаниковала. Мне жаль, что из-за этого пострадали вы. Но что с ней поделаешь, если она…
– Психопатка?
– Это немного сильно сказано. Шула не совсем невменяема. Она сделала копию вашей рукописи и поместила оба экземпляра в камеру хранения на Центральном вокзале. Вот ключи.
Лал протянул длинную худую руку и взял их.
– Как я могу быть уверен, что моя рукопись действительно там? – спросил он.
– Профессор, я знаю свою дочь, и я не сомневаюсь. Ячейки из огнеупорной стали. Если честно, я даже рад, что Шула не повезла ваш блокнот сюда на поезде. Тогда она могла бы просто потерять его – забыть на сиденье. А вокзал хорошо освещен, охраняем, и даже если до содержимого одной ячейки доберутся воры, останется вторая. Не беспокойтесь. Вижу, вы совсем извелись. Можете считать это приключение завершенным. Рукопись в безопасности.
– Надеюсь, сэр.
– Давайте выпьем по глоточку бренди. У нас были тяжелые дни.
– Мучительные. Впрочем, примерно такого кошмара я и ожидал от Америки. Это мой первый приезд сюда. У меня были дурные предчувствия.
– Неужели все здесь настолько огорчает вас?
– Не совсем, но почти.
Маргот шумела на кухне: открывала консервные банки, доставала миски, хлопала дверцей холодильника, гремела приборами. Ее хозяйственные передвижения всегда казались бесконечными.
– Я мог бы отправиться в Нью-Йорк поездом, – сказал Лал.
– А что делать с арендованной машиной? Маргот не умеет водить.
– Проклятье! Чертова машина!
– Я, к сожалению, тоже не вожу. Говорят, что не иметь водительских прав – новейшая форма снобизма, но это не мой случай. Мне зрение не позволяет сесть за руль.
– Я должен буду вернуться за миссис Аркин.
– Если вы брали машину в «Хертце», то вы могли бы сдать ее здесь, но я не уверен, что их местное отделение работает круглосуточно. Ведь дело близится к полуночи. В любом случае надо бы узнать расписание движения поездов «Пенн Сентрал». Можно попросить Уоллеса отвезти вас на станцию. Уоллеса Грунера. Если он не выскользнул через черный ход. Сейчас мы находимся в доме его отца, – пояснил Заммлер, – моего племянника по единокровной сестре. Но, прежде чем ехать, давайте перекусим: Маргот сейчас принесет чего-нибудь. Что вы говорили о ваших предчувствиях перед поездкой в Америку? Это интересно. Лично я испытал облегчение, когда прибыл сюда двадцать два года назад.
– В каком-то смысле всему миру уже никуда не деться от Соединенных Штатов, – сказал Говинда Лал. Эта страна – большая ворона, которая выхватила будущее из гнезда, а все остальные, как маленькие зяблики, пытаются его клюнуть. Как бы то ни было, американцы запускают «Аполлон», и я сотрудничаю с НАСА. Участвую в нескольких исследовательских проектах. Что ж, если здесь мои идеи находят применение… Простите, мои слова, наверное, звучат странно. Я сейчас не вполне уравновешен.
– Это понятно. Вы пережили потрясение.
– Мне уже лучше. Думаю, со временем все неприятные чувства исчезнут.
Рассматривая Говинду Лала через свои тонированные линзы и вдыхая алкогольные пары, Заммлер предварительно заключил, что этот человек ему
