– Хорошо. Почему бы не полетать? Хотя не думаю, чтобы это было рационально оправдано.

– Почему? Рациональных оправданий может быть множество. Я убежден, что можно даже говорить о рациональной необходимости. Жаль, что вы не дочитали мою книгу.

– Я нашел бы там неопровержимые доказательства?

Заммлер улыбнулся через свои затемненные очки, и даже слепой глаз поучаствовал в этой улыбке. Его легкое тело в аккуратном, хотя и старом черном костюме, застыло в прямой позе. Дрожащие от напряжения руки слегка сжимали колени, между неловких волосатых пальцев тлела сигарета (мистер Заммлер выкуривал всего лишь три-четыре штуки в день).

– Вы бы ознакомились с моей точкой зрения, которая базируется отчасти на истории Соединенных Штатов. Сначала американские колонии представляли собой пространство для расширения цивилизации, место, где можно было сколько угодно ошибаться. Я, конечно, не историк, но если кто-то кроме специалистов имеет право рассуждать о таких вопросах, то я все-таки предположу: к 1789 году, когда США оформились как независимое государство, Европа утратила полигон для ошибок. Результат – войны и революции, а революции в конце концов всегда оказываются в руках сумасшедших.

– Так сказал де Местр.

– Да? Я мало о нем знаю.

– Достаточно знать, что он был с вами согласен: революции рано или поздно оказываются в руках безумцев. Правда, безумцев хватает всегда и везде, а если власть велика, то одного ее давления хватит, чтобы человек сошел с ума. Власть, как известно, развращает, но это утверждение неполно. Оно слишком абстрактно, вы не находите? На мой взгляд, непременно следует уточнить, что власть лишает властителей рассудка. Она позволяет их иррациональным побуждениям покидать сферу мечты и вторгаться в реальность. Извините, я не философ, но как вы справедливо подметили, неспециалисты тоже имеют право высказывать предположения.

– Наверное, для индуса это естественно – быть сверхчувствительным к избытку людей. Калькутта как вулкан, который вот-вот переполнится лавой. Китайцы тоже восприимчивы к этому. Да и вообще все, кто живет в перенаселенных странах. Мы постоянно толпимся, испытываем тесноту. Для нас очевидно, что должен быть выход и что при помощи интеллекта и навыков человечества его необходимо найти. Мы слышим «приглашение к путешествию», ощущаем бодлеровское желание вырваться, освободиться от земных оков. Душе хочется превратиться в «пьяный корабль»[96], расколоть замкнутую вселенную. Но этот импульс вызван не только тяготами и суетой повседневной жизни, а цель путешествия – не обязательно смерть. Проблема в том, что отправиться в космос под силу только высококвалифицированным профессионалам. Одного лишь стремления страдающей души, даже самого сильного, недостаточно. Человек должен иметь инженерное образование, быть особым образом экипированным и терпеть многие неудобства. Кроме того, в других мирах астронавту, вероятно, придется столкнуться с повышенной радиацией и незнакомыми инфекциями. Эти проблемы могут оказаться непреодолимыми. И все же человечество способно выйти в космос. Должно сделать это. Одной планеты нам явно не хватает. И мы не вправе отказываться от нового опыта. Мы обязаны принять вызов. Необходимо признать, что человеку от природы присущи экстремизм и фанатизм. Если мы не воспользуемся представившейся возможностью, Земля станет для нас в еще большей степени тюрьмой. Зная, что мы могли улететь отсюда, но не улетели, мы утратим самоуважение, а наша жизнь будет раздражать нас сильнее, чем когда-либо. Сейчас наш вид пожирает себя, а потусторонний мир навис прямо над нами и готовится поглотить наши останки, когда мы взорвемся. Так разве Луна не лучше, чем небытие?

Заммлер не думал, что взрыв неизбежен.

– Вы считаете, человечеству надоело жить? – спросил он.

– Многим – да.

– Если, как вы говорите, человек непременно должен делать то, на что способен, то по вашей логике мы обязаны себя уничтожить. Но, по-моему, биологический вид все же имеет право решать такие вопросы по собственному усмотрению. Можем ли мы сказать, что в наше время политика не имеет никакого отношения к чистой биологии? Очень посредственные люди, живущие в России, в Китае и здесь, имеют возможность прекратить жизнь на планете. Наши интересы должны представлять лучшие среди нас, на деле же калибаны, подонки решают, жить нам или умереть. Сейчас человечество разыгрывает драму конца света. Не погибнуть ли нам всем сразу, одной огромной общей смертью, свободно выразив все те чувства, которые вызывает у нас наша доля? Многие говорят, будто хотели бы со всем покончить. Но, конечно, вероятнее всего, это просто риторика.

– Мистер Заммлер, – сказал Лал, – если я правильно понимаю, вы намекаете на то, что воля к жизни сопряжена со скрытой моралью и что посредственности, находящиеся у власти, все-таки исполнят свой долг по отношению к биологическому виду. Но я в этом не уверен. Природа не знает понятия долга. Мы не несем никаких обязательств перед нашим племенем. После того как особь выполнила свое предназначение, оставив потомство, у нее зачастую возникает стремление к смерти. Нам приятно извлекать идеи о долге из биологии. Но долг – это боль. Он ненавистен, он угнетает.

– Разве? – произнес Заммлер с сомнением. – Если вы знакомы с болью, вы согласитесь, что лучше было бы не родиться. Но тот, кто все же появился на свет, уважает силы творения и подчиняется Божьей воле, пусть и не без внутренних оговорок. А по части долга вы неправы: сопряженная с ним боль распрямляет человека, и этой прямотой нельзя пренебрегать. Нет, я остаюсь при своем мнении. К тому же существует инстинкт, удерживающий живое существо от прыжка в потусторонний мир.

Гостиная покойной Хильды Грунер представляла собой любопытную декорацию для такого разговора: зеленые ковры, большие горшки, шелковые драпировки. В таком окружении Говинда Лал – маленький, сутулый, темный, с круглым, бородатым золотисто-ржавым лицом – казался похожим на восточную миниатюру. Подпав под его влияние, Заммлер тоже окрасился индийскими цветами: красные щеки, белые волосы, вздыбленные на затылке, темные круги очков, сигаретный дым вокруг головы. В разговоре с Уоллесом он, дядя Артур, назвал себя человеком Востока, и сейчас чувствовал, что именно так и выглядит.

– Если говорить о существующем положении вещей, – сказал Говинда, – то я вижу в людях колоссальную неудовлетворенность, которая может дать человечеству энергию для выполнения самого большого задания, тайком подготовленного для нас природой, а именно для того, чтобы покинуть Землю. Вероятно, это сжатие перед расширением. Для создания инерции, которая забросит нас на Луну, нам нужна сила, равная по модулю и противоположная по направлению. Эквивалентная углублению в землю по меньшей мере на двести пятьдесят тысяч миль. Мы вроде бы поняли, как решаются подобные задачи. Но кто знает, как все сработает? Помните знаменитого Обломова? Он все никак не мог подняться с дивана. Это пример патологической инертности, фантомного паралича. Противоположное явление – яростная бомбометательная активность, гражданская война, культ насилия. Вы сами