помню все, потому что их было очень мало. В основном я страдала, и долгое время любила свои же страдания. Больной женщиной я была. Хотя... я до сих пор не исцелилась. Иначе бы не позволяла ему сейчас это, не получала бы удовольствие.

Что, если он единственный, кто может во мне такой трепет вызывать?

— Все, хватит, — упираюсь ладонями в его грудь.

— Лиль, посмотри на меня, — он не выпускает меня из своих рук.

— Я знаю, что ты скажешь, глядя мне в глаза. Не надо… Ты хочешь, чтобы я снова была с тобой, и сейчас пытаешься сыграть на моей любви к тебе.

— Ни на чем я не пытаюсь сыграть. Но если и так… То ты тоже на моей любви играешь.

Эти слова заставляют меня зло взглянуть на бывшего мужа.

— Как мне простить и быть с тобой? — спрашиваю строгим голосом. — Как, Мирон? Скажи.

— Я не жду, что ты простишь меня сегодня же, в эту минуту. Я этого не требую и права не имею требовать. Просто будь рядом и смотри что дальше… Я все для тебя сделаю. Для Ульяны — даже не обсуждается. Я хочу быть с тобой не потому, что ты мать моей дочери. А потому, что мне нужна именно ты. Однажды тебе придется в это поверить. Ты сама это увидишь.

— Нет. Я не могу как ты…

— Как я? — не понимает.

— Да, как ты. Я не могу давать надежду, а потом отнимать ее. Даже после того, что ты сделал со мной. Я уже знаю, что ничего не получится. Эта боль будет преследовать меня вечно, даже если я не буду видеть тебя, — смаргиваю слезы. — А когда ты рядом... мне больнее втройне.

Мирон тут же отпускает меня и отступает на два шага, словно он буквально причиняет мне боль, когда очень близко ко мне. В его глазах я вижу страх и отчаяние. Такой я видела себя, когда была замужем за ним и каждый день боялась, что он вышвырнет меня из своей жизни.

— Я не стану врать… Я не перегорела к тебе, — смотрю прямо на него, в его светлые глаза. — Но за то, что ты сделал… я тебя никогда не прощу.

— Ты могла умереть, — повторяет он тихо. — Едва я попал в больницу, ты приехала меня навещать. Помнишь? И это когда ты думала, что я тебя бросил... Ты не смогла бы спокойно сидеть, расскажи я тебе правду.

— Да, ведь я такая идиотка…

— Ты не идиотка. Но да, ты права, я верил в твою любовь, и считал, что ты не выдержишь. Твой срыв мог стоить твоей жизни.

— Так я и не выдержала, — почти вскрикиваю. — Ты почти меня убил! Ты все испортил, чертов идиот! Заметь, все это из-за Таи, которая не смогла нормально со своим парнем расстаться. А страдала я!

— Я знаю… — смотрит с сожалением. — Но тогда другого выхода я не видел, — идет ко мне, а уже через мгновение я снова в его руках.

Мирон обнимает меня, потом зарывается руками в волосы, поднимает мое лицо выше и снова горячо целует. Это уже другой поцелуй. Им он говорит, насколько ему жаль, но он не стирает боль. Ни один поцелуй на такое не способен.

— Это ничего не меняет… — отрываюсь от его губ спустя больше чем минуту. — И я так не могу… — убираю его руки с моего лица.

Как же я горжусь тем, что хоть какой-то отпор ему даю. Это очень сложно.

— Я не пытаюсь затащить тебя в кровать.

— Правда?

— Точно не сейчас.

— Что ж, спасибо за честный ответ. Но между нами уже никогда ничего не будет. Этих поцелуев тоже не должно было быть…

— Но они были. Ты их хотела.

— Да, и я ненавижу себя за это. А теперь ты, может, уже уйдешь? — буровлю его злым взглядом.

— Я тебя не предавал и не изменял тебе, Лиля. В моей жизни была только ты, с самого того момента, как мы встретились.

— В твоей постели — может быть. Но не в твоей голове.

— Ты все об этих фотографиях… — вздыхает. — Я держался за прошлое, которое было не вернуть — это правда. И тут мне нет оправдания. Но я держался за него, уже любя тебя. И это ужасно, я знаю, — кривит лицо. — Если бы это было возможно, я бы…

— Уже ничего не исправить. И даже долгие года брака, даже очень счастливые — не исправят прошлого, — снова коротко смотрю в сторону дверного проема. Он тоже оглядывается, понимая, что его попытки убедить меня хоть в чем-то тщетны.

— Поговорим завтра, — отходит от меня Мирон, разворачивается и идет на выход.

— Если о дочери — то да. Об этом я больше говорить не хочу.

Он останавливается на пару секунд, а потом идет дальше. В прихожей я отдаю ему пальто, и мы без единого слова прощаемся, лишь посмотрев друг на друга. Зато как посмотрев…

Не заглядывая в комнату дочери, я иду к себе, почти бегу, чтобы упасть и расплакаться в подушку.

Я засыпаю. Ненадолго. Хотя кажется, будто полдня прошло…

Всего каких-то сорок минут. Бегу к Уле. Она все еще сладко спит, к счастью, даже не подозревая, что в жизни ее мамы творится. Думаю, она вот-вот должна проснуться.

Голова очень тяжелая. Если бы не дочь… Я бы предпочла хотя бы с неделю не просыпаться.

Не представляю, как отвлечься от этого. Тяжело настолько, что я дышу с трудом. В груди словно камень.

Знаю, что позволило бы мне свободно выдохнуть — прощение. Да, именно прощение помогло бы мне. Только я не смогу найти его в