Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Очень в том сомневаюсь, – честно ответил Денис. Однако он точно знал, что это не случайность. – Стоит поторопиться, они скоро…
Договорить он не успел. Стоило «золотому шару» укатить дальше по улице, как небо прорвало. Ослепительный столб огня рухнул с низких облаков, хороня под собой выживших мутантов, останки, даже часть домов.
– Бегом! – закричал Дух, однако Денис сорвался с места и без его команды.
«Только бы в „иллюз“ какой не угодить!» – эта мысль была единственной и пришла в голову только на Неманском проезде, в нескольких шагах от КПП.
Денис судорожно огляделся. Он абсолютно ничего не помнил. Еще мгновение назад он видел столб белого света и вот оказался здесь. Попадались ли по пути мутанты или аномалии, какие – в памяти не существовало никаких подробностей. Лишь одно он знал точно: из тех, кто уходил с Кулакова, не пропал ни один. А еще он не мог избавиться от железобетонной уверенности: они не только выстояли и сохранили свои жизни, но и отразили атаку, выиграли, хотя это и казалось невозможным, и разозлили Зону.
– Дэн?.. Диня, это все, что ли?
Денис мотнул головой. Он все еще шел словно во сне. Шел не один – люди и Дух не в счет, они попросту не ощущались, ни у одного из них не имелось столь знакомой, волшебной синей воронки, их чувства (в основном растерянность и удивление) без труда прочитывались, и только Ворон оставался для Дениса загадкой. Он находился рядом, если закрыть глаза, то удалось бы представить, будто воочию.
Именно поэтому, когда Ворон резко поднял руку, Денис упал, а заодно и прихватил с собой Духа. Боец не сопротивлялся, у него чуть ли не с первого вхождения в Периметр выработался инстинкт, очень похожий на тот, который был у Дениса: подчиняться, не думая.
Раздалась автоматная очередь, в отдалении на асфальт рухнуло нечто грузное, кто-то подскочил, помог подняться – кажется, давешний сталкер.
– Порядок?
Отвечать не хотелось. Вместо Дениса это сделал Дух. Боец раздавал еще какие-то распоряжения, а у него самого, похоже, кончились последние силы. Ворон тоже больше не ощущался. Совсем.
Она шла по коридору: тонкая, хрупкая, уверенная в себе, целеустремленная. Волосы, забранные в небрежный хвост на затылке, раскачивались в такт шагам. Ворон рассчитывал встретить ее здесь, но не хотел сегодня. Он все верно понял в ту их первую встречу, разгадал хитрый план, который, по сути, был не столь и виртуозным, однако благодаря неожиданности и быстроте развития событий мог сработать (с кем-нибудь другим).
Ворон мысленно щелкнул себя по носу: незачем радоваться той единственной победе, если постоянно отставал на два, а то и на четыре шага, оглядывался, на воду дул, а главного агента врага записал в приятели и сделал на него крупную ставку.
Она приостановилась, посмотрела на него и улыбнулась – приветливо и тепло, не только губами, но и глазами. От этой улыбки стало жарко, а в груди заныло и заболело. Должно быть, он даже переменился в лице.
Она очень некстати решила подойти, и пришлось грязно ругаться про себя, собирая в кулак всю волю, потому что принятая ею за вожделение эмоция на самом деле являлась жгучей ненавистью и презрением. И дело даже не в обмане, о предательстве здесь и говорить было бы смешно: они чужие люди и априори ничего друг другу не должны. Методы, пусть и коробили, тоже оставляли равнодушным: Ворон не считал физическую близость чем-то интимным и отвергал пуританское и ханжеское отношение к плотскому удовольствию. Злило его другое: отношение к себе, как к обычному среднестатистическому скоту, готовому идти на бойню за морковкой в виде привлекательного тела и призывного взгляда.
– Пойдемте пить кофе, Ворон?
– Нет, благодарю.
Ему вовсе не хотелось слушать заверения или оправдания.
Она поджала губы и нахмурилась, при этом на лбу обозначились две параллельные морщинки, идущие вдоль переносицы, а глаза вдруг постарели. Ворон поймал себя на мысли, насколько же эта девушка много старше него самого, кажется, то фото датировалось… нет, он не желал запоминать тогда, случайно наткнувшись в Сети на древний снимок, и не хотел подсчитывать сейчас.
– Не злитесь на меня…
– Это ваша работа, – в тон ей продолжил Ворон. Голос звучал ровно, безразлично и холодно – именно так, как он и хотел. – Не утруждайтесь, прекрасная русалка, – последнее слово он специально выделил интонационно, и она за него ожидаемо ухватилась.
– Мне стоило догадаться по этому прозвищу, что ничего не получится, да?
Ворон пожал плечами.
– У Андерсена…
– При чем здесь великий сказочник? – перебил ее Ворон и вскинул бровь. – Есть более древние и мудрые знания об этой нечисти – живучие, несмотря на пришедшую с Востока дурь и насажденную Западом идеологию.
– И по ним русалки – всего лишь трупы утопленниц, да-да, я помню. – Вот теперь она была уязвлена. Возможно, даже в равной с ним степени. – Зачем бы вам в таком случае, Ворон, строить из себя…
– Кого? – он хмыкнул. – Рыцаря на дороге?
– Похотливого козла, решившего обаять тупую телочку, – бросила она и добавила после пары секунд, так и не дождавшись ответа: – Один-один.
– Два-один, – поправил Ворон, – в вашу пользу, сударыня.
Повернуться и уйти – самое верное сейчас. Он так и поступил, но не сделал и пары шагов, как на запястье сомкнулись горячие пальцы. Ворон дернул рукой, сбрасывая не столь и сильную хватку, однако остановился и снова взглянул на нее.
– Простите, – произнесла она серьезно.
– Вы вовсе так не думали. Я обаял вас с первого взгляда и до глубины души обидел, когда уехал. А еще сами бы вы никогда, это злой чародей заставил вас кинуться под колеса моего автомобиля, – подсказал Ворон. – Я не столь наивен, сударыня, и достаточно живу на свете, чтобы считать самого себя циничным мерзавцем. Приберегите сказки для пылких юношей с кризисом среднего возраста. – И, чтобы уж совсем поддержать игру, добавил: – Два-два.
– Три-два, – на этот раз поправила она, – потому что вы действительно обидели меня. Неужели вы думаете, будто я здешняя Мата Хари?
Ворон качнул головой и вздрогнул от прозвучавшего в конце коридора мягкого голоса:
– Ай, как славно! Вы здесь и вдвоем.
Сестринский не мог слышать их разговора, но Ворону (и, похоже, не только ему) стало крайне неуютно: словно стены исчезли, а он оказался посреди заснеженного поля, полного пожелтевших мертвых стеблей, на радость резкому ледяному ветру, пронизывающему до костей.
– Моя дочь, Анастасия Сестринская, – представил профессор.
«Ну что ж, она по крайней мере назвала свое настоящее имя», – подумал Ворон. Только вряд ли подобная честность подкупила его: мало ли на свете Насть? Так же, как и Игорей – миллионы.
Он молчал, когда они втроем шли по коридору к лаборатории. Сестринский смотрел внимательно и, кажется, понимающе. Вряд ли он опустился бы до такой подлости, чтобы подкладывать дочь под первого встречного, пусть встречный и блудное творение, жаждущее свободы и не испытывающее даже элементарной благодарности. Скорее, девочке захотелось порезвиться.