Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Точно так же, были и худшие места для проведения времени, чем дом Блэра. Если для Оруэлла Саутволд был просто несколько тесным домиком с террасой в ста ярдах от Северного моря, в котором он мог сидеть и работать над отчетом о своих парижских подвигах, то для трех внуков Иды и Ричарда Блэр, Джейн, Генри и Люси Дейкин, это было почти волшебное место, миниатюрный мир тяжелой мебели из красного дерева, шелковых занавесок и домашнего уюта, собак на свободе в ухоженном саду, бабушки и тети, завтракающих в постели чаем "Эрл Грей" и тостами, намазанными "Джентльменс релиш". Генри вспоминал, что до подросткового возраста он "мечтал поехать к бабушке и дедушке в Саутволд". Для его сестры Джейн, которой на момент возвращения Оруэлла из Франции было почти шесть лет, "Блеры были домом. Я считала свою бабушку чудесной женщиной". Дядя Эрик - теневое присутствие в этих воспоминаниях, не совсем там, отстраненное от приливов и отливов семейного общения. Весной 1930 года он остановился с Марджори и ее семьей в Брамли на окраине Лидса, где Хамфри только что начал новую работу на гражданской службе. Пока дети находились под впечатлением от неустанного стука пишущей машинки, доносившегося из гостевой спальни, их отец воспользовался случаем и посоветовал своему шурину "найти нормальную работу". Хамфри, сопровождавший Оруэлла в веселый местный паб для рабочего класса, был поражен его неспособностью воспользоваться предлагаемыми социальными удобствами: "Он обычно сидел в углу... похожий на смерть".
Мозаику жизни Оруэлла в первой половине 1930 годов, как известно, трудно восстановить. Сохранилось мало писем: есть длинные отрезки времени, в течение которых его спур - в буквальном смысле - невозможно отследить. Все, что можно сказать с уверенностью, это то, что он усердно работал над своей книгой под названием "Дневник Скаллиона", которая на определенном этапе была предложена Джонатаном Кейпом и отвергнута им, а также выступал в качестве рецензента на книжных страницах "Адельфи". В майском номере, например, его можно было найти оценивающим биографию Мелвилла, написанную Льюисом Мамфордом ("Тот, кого не тошнит в присутствии силы, всегда будет любить Мелвилла, и тот же тип читателей также поприветствует книгу мистера Мамфорда за его восторженную похвалу, а также за его проницательность"); В августе он всерьез оспаривает мнение Эдит Ситвелл о Поупе как о романтике, "раздающем огромные музыкальные глубины", делая мисс Ситвелл обратный комплимент: "Ее английский причудлив и, надо заметить, драгоценен, но в ее любви к звучным словам ради них самих есть своя прелесть.' Он также совершал путешествия, которые составили вторую половину того, что стало "Down and Out", в Париж и Лондон. Чтобы поддержать оба этих занятия, ему нужны были деньги, и большинство подсказок о его местонахождении в это время связаны с работой на полставки, которую ему удалось найти.
Одним из надежных занятий для образованного джентльмена, которому не повезло, была роль частного репетитора. Оруэлл, похоже, занимал две такие должности летом 1930 года. Одна из них находилась в Уолберсвике, где ему платили за присмотр за "отсталым мальчиком" в возрасте около десяти лет по имени Брайан (или, возможно, Брайан) Морган, чья мать Сесилия жила в солидном доме Threeways на главной дороге. Есть некоторые сомнения относительно состояния Брайана. Он, несомненно, страдал от полиомиелита, но Деннис Коллингс вспоминал о нем как о "непоседливом мальчике", чья почти безумная слабость доставляла беспокойство его опекуну. Оруэлл, который позже назвал своего подопечного "очень отсталым" и "калекой", в свое время написал о нем ныне исчезнувший рассказ под названием "Идиот". Уход за Брайаном, похоже, заключался в том, что он играл с ним на участке земли напротив дома Морганов или гулял с ним по Walberswick Common. Воспоминание об одной из таких прогулок всплыло почти десятилетие спустя в письме к Сачеверелу Ситвеллу, навеянном необходимостью рецензировать "Полтергейсты" Ситвелла. Оруэлл вспомнил, что на привале они с Брайаном наткнулись на картонную коробку, спрятанную под кустом терновника, в которой находились крошечные предметы мебели, несколько столь же крошечных женских нарядов и клочок бумаги со словами "Неплохо, правда?", написанными "явно женской рукой". Коробка, подумал Оруэлл, была положена туда не по прихоти: она должна была быть найдена, и этот случай запечатлелся в его памяти - одновременно зловещий и необъяснимый, как рассказ М. Р. Джеймса, воплощенный в жизнь.
Вторая работа репетитором, присмотр за тремя маленькими мальчиками по имени Питерс, отец которых находился в Индии, была более конгениальной. Оруэллу понравились дети, которых он назвал "послушными", и они понравились ему в ответ ("довольно странный, но очень милый молодой человек", - вспоминал старший). О прошлой жизни этого странного молодого человека ходило множество слухов - он бросил хорошую работу, был бродягой, якобы совершал "всякие ужасные вещи", - но экспедиции, в которые он их водил, были полны интереса и волнения: посещение цапли в Блитбурге, в четырех милях от дома через поля, или ловля белой наживки с перекладины старого пирса Саутволда. Мальчики из Питерса считали своего наставника "холодной рукой" - он мог невозмутимо пройти по древней балке, расположенной в тридцати футах над землей, которая удерживала заброшенный железнодорожный мост Уолберсвик, - но с ярко выраженной анархической стороной. В сопровождении криков "Blarry Boy for Bolshie Bombs" он однажды состряпал порох, сделал запал из серной кислоты, хлората калия и сахара и сумел взорвать кучу земли на заднем дворе Питерсов с такой силой, что бабушку мальчиков, прикованную к стулу у окна гостиной, чуть не хватил