— Именно поблизости!

— Мам, ты с ума сошла? Неужели это Владимир Сергеевич?

— Ну да. Слушай, а пойдем вместе? Он обещал сегодня устроить замечательный ужин!

— Мамка!.. Ты просто… удивительная дура! У тебя с ним что-то было? Ну признайся?

— Я тебе скажу главное — я говорила с твоим покойным папой, как бы странно это ни казалось, и он впервые одобрил мой выбор, сказал, что не возражает.

— А раньше возражал?

— Да, и очень серьезно. А теперь вдруг сказал, что этот мужчина просто создан для меня.

— Ну ты дура, мамка! Могла бы меня спросить, я-то давно не сомневалась в этом, только…

— Мы идем? Володя ждет нас, я предупредила его по мобильнику, что могу заявиться с дочерью, если снова найду ее.

— Нашла, мама, нашла… Господи, я так люблю тебя, ну какая же ты была дура, что твердила: «Саня — бандит, его отец — пьяница!»

Воронина тяжело вздохнула:

— Это верно, дочка, была дурой.

Трудно было даже представить себе, что бы могло подвигнуть ее на такое признание еще пару дней назад? Но теперь, после сладкой ночи в постели Малышева, она сильно изменилась.

Светлана почувствовала это.

— Мам, правда, Саня выйдет на свободу скоро?

— Да, Света, очень скоро. Я все сделала для этого.

— Если ты переберешься жить к Владимиру Сергеевичу…

— То ты останешься в этой квартире.

— Но не одна, мама!

— Разумеется, дочка.

— Ой, мам, как я люблю тебя!

Воронина усмехнулась, думая о чем-то своем, а потом не совсем уверенно спросила:

— Света, а у тебя есть какая-то косметика? Ну там губы подкрасить, ресницы… По правде сказать, я теперь не очень разбираюсь, много всего нового появилось…

— Ну конечно! — радостно ответила Светлана. — Иди в ванную, я возьму косметичку и приду. Сделаю из тебя настоящую красавицу!

— Только, пожалуйста, не очень ярко, неброско, и вообще я не должна выглядеть вульгарной женщиной! — крикнула ей вслед Воронина.

— Мам, ты видела меня хоть раз вульгарно накрашенной?

— Нет, но ты учти мой возраст.

— Обязательно учту!

Воронина вошла в ванную, внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале. В общем-то ничего еще, для своего возраста — вполне симпатичная блондинка. Стройная, подтянутая, лишнего жира ни грамма. Только морщинки в уголках глаз и рта портили вид, да седину в волосах неплохо было бы закрасить… И брови привести в порядок, и ногти накрасить… Нет, ногти — это уж слишком. А вот прическу изменить нужно, эта ей совсем не идет. Тяжело вздохнула, ну что ж, у нее есть Светка, всегда может посоветовать, стоит лишь захотеть заняться своей внешностью. Уже хотелось. Потому что у нее есть дочка! Господи, как же это хорошо!

Малышев лежал на кровати, смотрел в потолок и напряженно размышлял, стоит ли делать то, на чем настаивал Диван. Сегодня днем тот расписал предстоящий побег в деталях, получалось вроде бы толково. С его физическими возможностями и с кусачками, которые прихватил с собой Диван, может получиться. А дальше что? Ну увидит Светланку, попрощается с ней… Потом ведь все равно поймают. И тогда уж прокурорша точно уничтожит его.

Но жить и чувствовать, что теряет свою любимую, без которой жизни себе представить невозможно, чувствовать и ничего не делать — это разве лучше? Пусть загнется в зоне строгого режима, да хоть в душе будет жить ощущение, что сделал все возможное.

Ну раз уж так получилось, видимо, не дано жить долго и счастливо. Одному ему такое предначертано? Да нет, понятно, ну и что ж тут огорчаться?

Светланка сама не раз говорила ему, что не выдержит долгой разлуки, не хотела даже, чтобы он в армию уходил, надеялась упросить мать, чтобы та оставила его служить в охране Генпрокуратуры. Он даже слышать об этом не хотел. Во-первых, не следует просить ни о чем ее мать, которая просто враг им, во-вторых, внутренние войска не для него. Два года подождет, и он вернется, и сделает для нее все, что может.

Но то армия, а тут колония, не два, а три года, и вернется не героем-десантником, а бывшим зэком. На работу потом трудно будет устроиться, разве что идти к Вадиму. Но с его делами на свободе долго не протянешь. И нужно ей, красавице студентке, ждать три года такого парня, когда другие…

Каждую неделю… колбасный король… Да они ж не дремлют, падлы! Мало им певичек всяких, звездопопок убогих, на улицах высматривают симпатичных девчонок и пытаются затащить в свои навороченные тачки. Про Берию такое говорят, так он один был такой любитель женщин, а теперь их чертова прорва!

Вспомнилось…

Тихий летний вечер, Светланка сдавала вступительные экзамены в институт, договорились встретиться в девять на Гоголевском бульваре, чтобы мамаша ее злобная не засекла. Он сидел на лавочке и ждал ее. В трех фирмах побывал, но устроиться на работу не смог, даже разговаривать не хотели, когда узнавали, что он вчерашний школьник. А он и не очень-то огорчался. Устроиться расклейщиком объявлений или разносчиком рекламных прокламаций по почтовым ящикам всегда можно было. Фирм в Москве до черта, глядишь, где-то и повезет найти более приличную должность.

Он сидел на бульваре, а она шагала по тротуару, такая красивая и веселая, что невольно залюбовался своей девчонкой. Понял, сдала на «отлично», и уже радовался за нее. Их разделяло метров пятьдесят, и он не хотел кричать, махать рукой или бежать ей навстречу, приятно было просто смотреть, как она идет… идет к нему. Неожиданно рядом со Светланкой затормозил черный «мерс», дверца распахнулась. Светланка покачала головой и пошла дальше, машина покатилась рядом с ней, дверца не закрывалась. Он вскочил со своей скамейки и помчался к ней.

Было еще светло, по тротуару шли люди, но никто и не подумал вступиться за девушку. А из машины уже выбрался лысый амбал, встал на пути Светланки.

— Что вам надо? — испуганно крикнула она.

— Босс хочет потолковать с тобой. Просто потолковать, и все дела. Кончай дуру из себя строить, не с каждой телкой он разговаривает, тебе повезло, крошка.

— Отстаньте от меня!

Он резко остановился рядом с ней:

— Все нормально, Светланка?

— Да вот… привязались какие-то дураки!

— Ты кто такой, корешок? — спросил амбал, злобно прищуриваясь. — Ты куда лезешь?

— Попроси своего босса выйти из машины, встать на колени и попросить прощения у моей девушки, — тихо сказал он.

— Чего-о?! — Похоже, амбал давно уже не слышал ничего подобного.

— Саня, давай лучше уйдем!