— Отойди Алла, отойди, — попросил Сапунов, ужетеряя сознание.

Девушка, сильно толкнув ногами своего насильника,перекатилась в сторону. И, не давая ему возможности подняться, Сапунов триждывыстрелил в противную, уже расплывающуюся прыщавую морду незнакомца. А потомупал на труп убитого им человека, совершив первый в своей жизни настоящийпоступок. Пистолет отлетел в сторону. Женщина продолжала кричать.

Прибывшая милиция смогла арестовать лишь несколькихиностранных студентов, затеявших драку в ночном клубе. Весть о разгроме«Жар-птицы» и убийстве Сапунова Хаджи получил на следующий день. Ему не нужныбыли аналитики, чтобы понять, какой силы ответный удар нанесли люди Хотивари поего позициям в городе. Это была единственная незасвеченная его людьмитерритория. Он даже запрещал своим боевикам появляться в этом клубе. Разгром«Жар-птицы» был пощечиной самому Асланбекову.

Единственным ответом на этот вызов должно было статьубийство Гурама Хотивари. Теперь следовало прибегнуть к помощи Друга, чтобывыманить своего соперника из логова. Выманить и убить. Он понимал, как можетотнестись к подобной просьбе его Друг, но он твердо знал и другое: двоим им нетместа на этой земле. Или в живых должен остаться Гурам Хотивари, или он, ХаджиАсланбеков. И тогда впервые в жизни он сам решился позвонить Другу.

Тот поднял трубку.

— Слушаю вас, — сказал он своим уверенным голосом.

— Это я, — непослушными губами произнесАсланбеков. — Нам нужно встретиться.

После того, как микрофон исчез из кабинета Пахомова, они немогли доверять никому. Поэтому всякие разговоры в самом кабинете былипрекращены. Сам Павел Алексеевич был не просто расстроен, он был оглушенсвалившимся на него открытием. Получалось, что их разговоры не простопрослушивают, но и следят за ними, имея доступ к их сейфам, столам, бумагам.Само по себе это было исключительно неприятным и весьма важным фактом,объяснявшим многие из мучавших его загадок.

Сидя снова в актовом, зале вдвоем, послав Чижова забутербродами, они разговаривали почти шепотом, уже не доверяя никому.

— Какая глупость, — с горечью говорилКомаров, — старший офицер КГБ и следователь по особо важным делам прокуратурыдолжны прятаться, словно преступники. Разве такое могло быть раньше?

— В том-то все и дело, — соглашался ПавелАлексеевич, — ты уже офицер не КГБ, а ФСБ, а я следователь не страны, ареспублики. Мы остались в прошлом, Валентин, сейчас все изменилось.

— Думаешь, нас все время подслушивали?

— После убийства Анисова и Пенькова, конечно. Кто-тоустановил этот микрофончик прямо под моим столом. Простить себе не могу, чтотак глупо оставил его на столе. Хотя, если бы я положил его в сейф, результатбыл бы похожий.

— Видимо, да, — тяжело вздохнул Комаров, —что будем делать, товарищ следователь? Вернее, господин следователь. Мы жесейчас все господа.

— Не валяй дурака. Список квартирный у тебя?

— Взял у Чижова.

— Нужно проверять. Если понадобится, самим Обойти всеквартиры, но проверить, куда и зачем ездил Анисов.

Вернулся Чижов, принес бутерброды.

— Будем есть прямо здесь? — спросил он у старшихтоварищей. Пахомовкивнул.

— Здесь лучше дышится.

— А если нас опять подслушают? — спросил вдругзанятый своими мыслями Комаров.

— В каком смысле?

— Они будут знать о квартире на Фрунзенской набережной.И тогда хозяин квартиры может исчезнуть так же, как и погибший Пеньков.

— Вы думаете, его убили? — спросил помрачневшийЧижов.

— Уверен, — коротко ответил Комаров и, ужеобращаясь к Пахомову, сказал: — Нам нужно что-то придумать.

— Будем разговаривать только здесь. У Шестакова тоженельзя. Нас могут подслушать и там.

— Меня все-таки волнует этот случай с Перцовым, —снова вспомнил Комаров, — ведь он никак не мог сообщить о вашей поездке,Женя. Он сидел в кабинете Пахомова, и мы вдвоем ждали Павла Алексеевича. А выдобрались до места часа через два. Ну никак он не подходит. Мы сидели вместегораздо больше, часа четыре, анализировали состояние дела, искали варианты. Невыходил он из кабинета ни разу, это точно. А Пахомов узнал только тогда, когдапришел в кабинет. Понимаете?

— Не совсем, — признался Чижов.

— Микрофон появился после, — сказалКомаров, — понимаешь, после вашей поездки в Люберцы, а не до. Значит, ихкто-то информировал. Ты вспомни, какой у вас был разговор с Тимуром.

— Мы были в кабинете втроем, — сказалЧижов, — я и Антон допрашивали его, там никого не, было. Это точно. Потомя позвонил Пенькову, попросил его сестру передать, что говорят с работы и мысейчас заедем. Пеньков в этот момент купался.

— Его телефон, конечно, не могли прослушивать. Может,прослушивали телефон компании, из которой вы говорили?

— Может быть. Мы говорили из кабинета начальникафинансового отдела. Он любезно согласился выйти.

— Он сам согласился? Вспомни, они кабинет вам самивыбирали для работы?

— Нет, точно нет. Это был первый попавшийся кабинет, вкоторый мы сами зашли. Тимур даже смущался, не хотел идти.

— Хорошо. Ты оттуда мне звонил?

— Нет. Мы вышли на улицу, отпустили Тимура и решилиехать в Люберцы. По дороге Антон предложил, чтобы я позвонил вам. Вы ведь егознаете, он такой пунктуальный.

— Ты позвонил из телефона-автомата? — уточнилКомаров.

— Верно.

— Что делал, в это время Антон?

— Сидел в машине. Хотя нет, он пошел покупать нампирожки и бутерброды.

— Купил?

— Да, купил и принес.

— Вы еще где-нибудь останавливались? Чижов подумал исмущенно сказал:

— Кажется, да, мы кофе пили.

— Долго пили?

— Не очень, минут десять.

— Серминов куда-нибудь выходил?

— Нет, точно нет.

— А ты сам?

— Тоже никуда не ходил, даже в туалет. Там он неработал. Это я точно помню. Мы сидели друг против друга. И потом поехали кнесчастному Пенькову.

— Так, — подвел итог Комаров, — значит,позвонить и сообщить мог только один из вас. Либо ты, либо Антон.

— Каким образом? — удивился Чижов. — Мы ведьвсе время были вместе.

— Когда ты звонил нам, ты мог позвонить и в другоеместо. Не обижайся, я просто высказываю гипотезу. Антон тоже мог позвонить,когда пошел за пирожками в кафе. Ты ведь его не видел.

— Вы считаете, что это мы? — удивленно-обиженноспросил Чижов.