Высокопоставленный милицейский начальник никому не доверил столь деликатное дело. Трое суток видяшник в его кабинете работал в режиме ускоренного просмотра. Трое суток он глазел на голливудские боевики, мчащиеся от завязки к финалу на всех парах. Пока не почувствовал, что веки дергаются, глаза слезятся, рассудок мутнеет.

Приказав сжечь кассеты все до единой, он вернулся домой, лег и укрылся с головой одеялом в тщетной надежде заснуть. Но на внутренней стороне век мчались с сумасшедшей скоростью автомобили, суетливо жестикулировали и кривлялись солидные боссы мафии, похожие друг на друга герои быстро и деловито тыкали врагов кулаками и ногами в лицо, а те разлетались в разные стороны как клоуны в цирке. Лихорадочная стрельба, падение из окна небоскреба, погоня по крышам вагонов метро — все сливалось в диком бредовом калейдоскопе.

В пять утра он поднял на ноги лучшую следственную бригаду. В шесть злые невыспавшиеся сотрудники начали перетряхивать центральный офис «Трастбанка». Долго трудиться им не пришлось — в одном из сейфов среди кучи бумаг обнаружилась видеокассета без упаковки, с процарапанным на корпусе крестиком, защищенная от перезаписи. Ее доставили шефу, и тот сразу облегченно вздохнул.

Долгова арестовали за «финансовые махинации». Через несколько часов вкладчики как по команде ринулись осаждать отделения банка. Повторялась старая история. Формально представители крупных банков выступили с осуждением действий властей, звучали речи о том, что до правового государства нам всем далеко, как пешему до Луны. Но на деле все наперегонки спешили к ослабевшему, завалившемуся набок собрату, чтобы урвать и унести в зубах кусок побольше.

В этой возне «Инвестбанк» Четверухина выделялся меньше других. Им незачем было суетиться — по чернореченскому приватизационному аукциону уже открыли уголовное дело. Оно покатилось резво, как под гору, обрастая нужными документами, свидетельскими показаниями.

Очень скоро лоснящийся от удовольствия Четверухин лично благодарил Белозерского. Суд признал результаты аукциона недействительными и новый председатель Госкомимущества уже объявил о дате проведения нового. Банкир привел с собой нового клиента — этот человек говорил по-русски с сильным акцентом. Он стал жаловаться, что у солнцевской мафии слишком тесные связи с милицией.

— Свидетелей сами же менты запугивают. Настоящий крепкий вещдок был и нет — как под землю провалился. Приговоры, слушай, смешные дают — условные, по самым хилым статьям. Михась и Авера за границу смотали, бабки отмывать. Без них ребята вообще, слушай, борзеют, все хотят подмять под себя. Вьетнамцев только они доят, таксистов и частников по аэропортам — тоже они. Гостиницу «Космос» себе забрали, казино «Валери», «Максим» — все потому, что менты глаза закрывают.

Белозерский никак не ожидал, что у Четверухина могут быть контакты с человеком такого сорта. Он не стал прерывать утомительный перечень, и терпеливо дожидался главного — заказа.

Выяснилось, что человеку с акцентом нужен посредник. Он и те, кто за ним стоят, сами хотят заиметь среди блюстителей порядка «группу поддержки».

— У «солнцевских» есть четкие тарифы: за изменение меры пресечения, за аннулирование дела, за смягчение наказания. Мы сделаем на десять процентов больше. На пятнадцать. А то менты, слушай, на нас отыгрываются.

Кавказец возмущенно воздел руки кверху, на безымянном пальце тускло блеснул массивный перстень с монограммой.

— По крайней мере, я должен знать, от кого исходят все эти выгодные предложения.

— Будут спрашивать, скажи, Джамала люди. Они знают. Только с прокурором района дела иметь нельзя. Он уже десять раз куплен — со всеми потрохами. Тут даже штаны с себя снять — все равно не перекупишь. Даже на повышение не хочет уходить, собака. Пригрелся.

Белозерский обещал навести предварительные справки, но от аванса отказался.

— К концу недели я отвечу определенно: смогу помочь или нет.

* * *

Для членов ложи, которую он назвал традиционно — «Восток» — Белозерскому следовало обзавестись чем-то вроде краткой программы. Большинство «братьев-каменщиков» видели в ложе привилегированный клуб, члены которого связаны обязательством взаимопомощи. Но даже для них требовалось несколько понятных броских лозунгов. Чтобы тайная организация не напоминала отель, куда открыт доступ всякому оплатившему проживание прилично одетому человеку.

За программой дело не стало. Белозерский изготовил ее достаточно расплывчатой, приемлемой для всех:

«За пределами ложи мы заранее не зачисляем никого во враги или друзья. Судим по делам, а не по речам. Наша цель — благо России. Ради этого мы действуем везде и повсюду: в органах власти и силовых ведомствах, в экономике и информационной среде. Соединить разрозненное, укрепить ослабленное, воздвигнуть на обломках Храм Силы и Мощи… Каждый из братьев трудится на своем поприще… Залог успеха — запечатанные уста: у нашего дела много врагов, извлекающих выгоду из бедствий России. Величайшее преступление — разглашение хотя бы единого слова, предназначенного только для посвященных.»

Звучало все это хорошо, но программу требовалось подкрепить. Белозерский уже заметил российскую привычку не воспринимать слишком всерьез красивые слова. Конечно, он мог задним числом приписать возмездию ложи убийство питерского вице-мэра на Невском, посреди бела дня. Но червячок сомнений грыз бы «братьев» изнутри.

Для полного эффекта о карательном мероприятии следовало объявить заранее, до его осуществления. Да еще заставить каждого проголосовать «за» или «против» смерти.

Белозерский никогда не собирал в обветшалом особнячке больше десяти человек за раз. Ему предстояло пропустить несколько партий свежеиспеченных «каменщиков» через болезненную процедуру.

Первая по счету будет самой важной. Трудно предвидеть как они себя поведут. Попытаются увильнуть? Удовлетворятся тем, что с них не требуют письменного подтверждения? Но десять свидетелей увидят твою протянутую вверх руку. Да и от съемки скрытой камерой сейчас никто не застрахован.

Когда Белозерский вошел, собравшиеся в небольших, размером с матерчатую салфетку, масонских фартуках и белых перчатках обсуждали последние новости: московские гастроли иллюзиониста Дэвида Копперфильда, «обвал» «Трастбанка», очередное фиаско Кафельникова на «Кубке Кремля».

— Прошу садиться, — Мастер указал на стулья с высокими спинками за длинным застеленным белой скатертью столом.

Все заняли свои места. По старинной масонской традиции Белозерский спросил:

— Брат надзиратель, который час?

Тот, чья очередь была сидеть напротив Мастера, отвечал всегда одно и то же:

— Полдень.

Белозерский объявил ложу открытой.

— Сегодня нам с вами предстоит принять тяжелое решение. Все присутствующие здесь — кто-то раньше, кто-то позже — давали торжественную клятву соблюдать тайну. Каждый заранее согласился с неминуемой карой, которая последует за нарушением обязательства.