— Вот теперь ходу.

Игорь побежал к оврагу, спрыгнул вниз. За ним радист и наводчик. По дну оврага мчались, как будто за ними гнались. Если у немцев есть рация, сообщат своим, организуют облаву. Немцы — службисты вымуштрованные, облаву или прочёсывание организуют быстро. Надо как можно быстрее уйти из вероятной зоны облавы. Уже из оврага выскочили, по роще бежали. После стрельбы, когда обнаружили себя, скрываться не было смысла. Топали, хрустели сучьями, но мчались, пока старлей не прохрипел.

— Всё, не могу больше, в боку колет.

— Привал, пять минут, — объявил Игорь.

Упал сам в траву, на часы посмотрел. От момента, когда побежали от пушки, прошло четверть часа. Смотреть на часы, засекать время, уже вошло в привычку. Если немцы получили сообщение, объявили тревогу, только начинают садиться в машины. Командирам подразделений ещё задачу ставят, кто и где должен занять позиции, куда двинуть цепь.

Это если всё у немцев срослось. А если связи нет, у группы небольшая фора, что обнадёживает. Старлей старше всех в группе, хоть и не намного, да отвык кроссы бегать, ему хуже всех. Но доволен, по лицу видно. Задание выполнил, возвратится с победной реляцией.

А главное — немцы какое-то время из-подтишка наши бомбёры сбивать не будут. Не факт конечно, что в другом месте аэродром подскока не организуют.

Игорь уже припоминал — далеко ли до ручья. В том, что их акция будет иметь последствия, Игорь не сомневался. К месту пожара и взрыва немцы из близлежащих гарнизонов вышлют мотоциклистов. А дальше будет руководить поисками ГФП. По её указанию поднимут тыловые части, полицию. Ещё ни одной диверсии немцы не спускали безнаказанно. И сейчас Игорь иллюзий не питал.

— Подъём, за мной, бегом!

Бежали до ручья. Память Игоря не подвела. Ручей метра три шириной, глубина по средину бедра. По вязкому дну уже не побежишь. Шли медленно. Попутчики его отдышаться успели, но ноги замёрзли. Игорь скомандовал.

— На берег, вылить воду из сапог. И снова бегом, так обмундирование на теле высохнет, холодить не будет. Километров через пять старлей не выдержал.

— Всё, сдохну сейчас, — прохрипел он.

— Привал на пятнадцать минут. Воду не пить. Если очень хочется, пополоскать во рту, максимум — один глоток!

Четверть часа пролетели быстро. С видимой неохотой поднимались радист и наводчик. Игорь приказал.

— За мной, бегом!

С бега переходили на шаг, снова бежали, пока Воронцов сказал.

— Всё, лучше застрели меня, сержант, не могу больше. Ты что, двужильный?

— В разведке ты не служил, старлей. Жить захочешь — больше пробежишь.

Хорошо, даю десять минут, отдыхайте. Ноги повыше задерите на деревья.

Сам с картой уселся. Судя по всему, километров двадцать от аэродрома ушли. Зона оцепления или облавы по размеру больше этого радиуса не будет, иначе дивизию придётся задействовать. А у немцев в тылах таких сил нет. Дальше прямиком на восток идти опасно.

Во-первых, лесов нет, открытые пространства, где их могут засечь. Во-вторых, немцы будут ждать от их группы именно такого шага, на каждом перекрёстке, у мостов выставят патрули. А открытого боестолкновения группа не выдержит. У наводчика и радиста пистолеты и стрелки с них, судя по всему, неважные.

Решил двигаться в сторону Речицы, потом на Гомель повернуть. Почти везде в этом направлении леса. Есть где укрыться, переночевать. Одно плохо — провианта осталось только на сегодня, да и то скромно перекусить. А завтра есть будет нечего.

Выдохлись парни, Игорь их уже не гнал, шагом шли. К вечеру на ночёвку место Игорь удобное нашёл. Доели сухари и консервы, запив тёплой водой из фляжек.

Удручало Игоря, что выходить придётся не в полосе своей дивизии, а может и армии. Передовая неизвестная, линия фронта может измениться. И сколько до неё? Тридцать, пятьдесят километров? Вопрос вовсе не праздный. Подберёшься к передовой, а тут рассвет. И куда деваться, если местность открытая? Он, как человек не единожды переходивший линию фронта, опасности эти осознавал. Радист и наводчик во всём полагались на Игоря, голову лишними мыслями себе не забивали. Разведчик на что?

Переночевав, попили воды, есть было нечего. Утром по лесу шли. Крюк, но передвигаться скрытно удавалось. Немцы в лес не ходили, пугал он их. В первые недели и месяцы спокойно ездили по лесным грунтовкам, даже одиночные машины.

А потом окруженцы отстреливать их стали. Как партизанские отряды появились, леса и вовсе запретной зоной стали. Только когда облавы и прочёсывания устраивали, да силой большой при поддержке артиллерии, тогда отваживались входить.

Чаще полицейских посылали, специально батальоны формировали. Если и поубивают русские русских — не жалко, арийцам они не ровня.

Через полдня хода услышали далёкое погромыхивание. Пушки бьют, до передовой километров пятнадцать. Радист голову в небо поднимать стал.

— Небо чистое, а громыхает.

— Канонада пушечная, фронт близко. Не слыхал никогда?

— Не-а.

Лес возьми и кончись, а до передовой ещё не добрались. Судя по слышным пулемётным очередям, до траншей ещё километра полтора — два.

Залегли на опушке. Идти по открытой местности, да белым днём, чистое самоубийство. Машины вдалеке проезжают, километрах в двух в стороне пушечные стволы видны. На батарее всегда часовые бдят, засекут сразу. Надо ждать ночи. Один бросок всего, но самый сложный и опасный.

— Отдыхаем, ночью переходить будем, — распорядился Игорь.

Только он планов командования не знал. Слишком невелик званием. Рядовому и младшему командному составу о планах не говорят ничего, только в последний момент, когда приказ получен.

Массированная артподготовка началась. С наших позиций сначала с воем полетели реактивные снаряды «Катюш». На немецких позициях сплошные разрывы, дым, пламя. Со стороны, издали смотреть и то страшно. А что на самой немецкой передовой творится?

Все трое вскочили на ноги, наблюдают.

— Это что? — спросил Степанцов.

— Артподготовка. С такого ракурса ты в первый и, наверное, в последний раз видишь. Любуйся, — ответил Игорь.

Не успели стихнуть разрывы снарядов «Катюш», начала бить ствольная артиллерия всех калибров. Миномёты и полковые пушки били по первой линии траншей, дивизионки и гаубицы по целям в глубине обороны. Причём били прицельно, по разведанным целям.

Потому, что на немецкой батарее, которую наблюдала группа, сразу взорвались четыре мощных снаряда.

— Не меньше, чем стопятьдесят два миллиметра, — авторитетно заявил наводчик.

Уничтожить технику, тяжёлое вооружение — первоочередная задача наступающих. Контрбатарейная стрельба позволяет подавить ответный огонь, дать наступающим шанс с меньшими потерями в личном составе и технике продвинуться. Гул от пушечных выстрелов и разрывов снарядов сильный. Группа, хоть и далеко была, а на уши давило.