По прозрачной стенке граненого стакана медленно стекали капли вчерашнего виски. Он был уже теплым, лед растаял, и этой жижей можно было только прополоскать рот. Я выплюнул все в раковину и вылил остатки. На щеке – след от подушки, в теле – приятная усталость. Через сон я слышал, как ушли шаги и закрылась входная дверь.

Я подставил голову под кран, вода стекала по лицу, по шее, прошла по позвоночнику, пробуждая все нервы, отгоняя последний сон. Нужно было идти домой, проводить здесь всю ночь не входило в мои планы. Я пришел сюда к вечеру, часам к шести, не успев побыть в клубе, сразу поднялся наверх.

– Тебе ту же? – спросил бородач.

Я кивнул.

В номере пахло чужими духами, чужим телом, присутствием. На подушке я нашел пару белых волос. Но мне было все равно. Когда-то я с омерзением надевал чужие ботинки для боулинга, они воняли, как заправский мужик, и были влажные от чужого пота. Теперь это не имело значения. Я сидел на кровати и ждал. Когда я уходил от нее в тот раз, то думал, что не вернусь сюда больше. По правде, я толком и не понял, что тогда произошло, но, видимо, в том и смысл любой зависимости – не понимать ее и все равно подчиняться. Может, они и правы в этом своем министерстве, может, чем позже человек испытает любое из удовольствий, тем дольше будет независим от него. Когда я думал о том, что сделала Лиззи, о том, какой псих этот Артур, о том, что Хлоя в тюрьме… Мне хотелось уйти от всего.

Она пришла через десять минут с бутылкой виски и двумя стаканами.

– Спиртное в номере – полнейшее дерьмо, – сказала она, – я стащила бутылку из бара.

Было в ней что-то азиатское: маленькая, чернявая, узкоплечая, груди почти нет, впрочем, как и бедер. Я не успел разглядеть ее тогда, она вся будто пряталась в темноте, убегая от света. Сейчас же предстала как есть. Желтый свет прикроватного ночника освещал половину ее прозрачного тела, я захотел подойти ближе, но не мог.

– Как тебя зовут?

– Ли, – ответила она, улыбаясь своими белоснежными крупными зубами.

– Ли – красивое имя.

– Обычное, – она протянула мне стакан и наполнила его. – Лед подай.

Я достал ведерко со льдом из холодильника и положил себе в стакан три кубика.

– Мне безо льда, – сказала она, – этот виски не так крепок, чтобы его разбавлять.

Ли выпила залпом, потом повторила и выпила еще раз. Пошла к тумбе, поставила бутылку и стакан. Повернулась ко мне и мигом сняла платье.

Ее шоколадное тело выглядело каким-то детским. Той ночью, когда я не видел ее, все было совсем по-другому.

– Сколько тебе лет? – спросил я.

– Двадцать пять.

– Врешь.

– Показать тебе паспорт? – рассмеялась Ли. – Я просто мелкая.

– Мелкая, – повторил я.

– Да, Артур меня так называет.

Она приблизилась и провела тонкими, почти прозрачными пальцами по моему животу.

– Как ты оказалась здесь?

– О, сегодня ты хочешь поговорить? Как знаешь, болтать я тоже люблю.

– Если тебе тяжело…

– Не тяжелее, чем было. Не говорить – не значит не помнить. Ведь так?

– Наверное…

– Да ты заботливый, Адам, – улыбнулась она.

– Помнишь мое имя? – удивился я.

– Думаешь, у меня много таких, как ты?

– Я не знаю, не знаю, что думать, мне все равно.

– Неправда, тебе не все равно. – Она прижалась ко мне. – Скажи, что не все равно, – провела пальцем по моим губам и чуть поцарапала ногтем.

– Хорошо, мне не все равно, – согласился я. – Надеюсь, я у тебя второй.

Она рассмеялась.

– Так как ты оказалась здесь?

– Меня Артур нашел. Он зашел в туалет, а я была не в лучшем виде.

– Блевала, что ли?

– Нет, висела в петле.

– Где? – не понял я.

– В петле из колготок, знаешь, такие крепкие делают сейчас колготки… А Артур зашел в туалет, я спьяну спутала туалеты, тот был мужской.

Она опять засмеялась, а я не мог ничего сказать. Виски встал поперек горла. Я подавился и закашлялся.

Она похлопала меня по спине.

– Но почему ты решила, решила…

– Вздернуться? – так легко спросила она.

– Да. Что случилось?

– Что случилось? У всех, кто выбирает смерть, случается одно и то же – безысходность. У тебя случалась безысходность, Адам?

– Нет.

– Тебе повезло. А вот я ненавидела свою работу, как, впрочем, и многие другие, но я не могла больше терпеть. Я работала в доме терпимости. Знаешь такие дома?

– Никогда там не был.

– Ну да, они не для простых людей, – она отхлебнула еще.

– Кто туда ходит?

– Многие. У кого нет по сценарию жен, например, ну не знаю, извращенцы всякие тоже там есть, министерских там было полно.

– Мне очень жаль. Ты сбежала?

– Да, я не хотела так больше жить.

– Но разве ты сейчас не… – Я осекся.

– Не проститутка? Нет.

Она налила еще.

– Я сама это выбрала сейчас. Меня никто не заставлял.

– А Артур?

– Он поселил меня здесь. Сначала приходил сам, потом спросил, не нравится ли мне кто-нибудь. Я приметила тебя и еще одного паренька.

– Понятно.

Она засмеялась.

– Ты ревнуешь? – Пуговицы на моей рубашке вылетали из петель под ее быстрыми пальцами.

– Ревную? Ну немножко, – скорчил я обиженную рожу.

Ей это понравилось. Она ткнула в меня своим тонким ногтем и повалила на кровать. Ли скользила по мне, как змея, своим тонким извилистым телом, обнимала за шею, опоясывала бедра, обездвижила каждый мускул.

– А ты кем работаешь? – спросила она, откинувшись на спину и закурив.

– Осведомителем. – Я посмотрел на нее, не зная, отринет она или нет.

– Стукач? – Она опять засмеялась.

– Ну типа того.

– Да, Артур говорил, кто ты.

– А зачем спрашивала?

– Думала, соврешь.

– Класс, правдивая проститутка.

– Эй. – Она стукнула меня по плечу.

– Не обижайся.

– Да мне все равно. – Она опять затянулась и выпустила еле заметный клуб дыма.

Она смотрела в потолок, я – на нее, плавные изгибы ее тонкого тела тонули в холмах пуховых одеял.