– А кем бы ты был? – вдруг спросила она.

– Что?

– Кем бы ты был, если бы не сценарий?

– Не знаю, может, юристом или менеджером.

– А стукачом?

Ее звонкий смех разлетелся по комнате, наполнил пространство, растворился в стенах, как и горький дым от ее сигар.

Да, это было вчера или сегодня. Я не помнил. Посмотрел на часы. Без четверти час. Ночь.

В номере никого не было, из бара еще доносилась кислотная музыка. Нужно было идти. Сбежав по лестнице, кинул ключ на стойку, словил подмигивание бородача.

В клубе не протолкнуться. Я попытался пройти к выходу, но меня волною из тел плавно повело к столу. Решил переждать. Официантки в коротких юбках ходили меж столиков, ставя на подносы пустые стаканы и прочий хлам. В ушах стучала музыка. Голова болела с похмелья. Жутко хотелось пить. Тут официант, как по заказу, поставил передо мной бутылку с водой. В темноте я не разглядел его.

– Это мне? – спросил я.

Человек кивнул.

Открутил крышку, отпил минеральной воды. Она растекалась шипящей прохладой по иссохшему горлу, бурля газами в пустом животе. Я уже осушил ее до половины, когда увидел, что официант никуда не ушел, так и стоял возле, чего-то ожидая от меня. Я посмотрел на него. Вода встала поперек, взгляд покрылся пеленой или то был клубный дым, трудно было разобрать. Теперь все звуки отдавались эхом, давя на уши, вызывая боль.

– Ничего, – сказал официант, – побочный эффект.

– Побочный эффект чего? – Я бил по ушам, но заложенность не проходила.

– Как чего? Снотворного, мой мальчик.

Пожилой официант, которого я никак не мог вспомнить, сел рядом. Он был высокий, в костюме и галстуке.

– Я вас знаю? – попытался я вспомнить.

В глазах двоилось, а реальность словно отгородило мутным стеклом.

– Конечно, – старик улыбнулся, – и я тебя знаю. Твои фиалки, Адам, замечательно прижились. У тебя легкая рука, мой мальчик, ни один цветок не завял.

– Это вы! – Я вскрикнул, но от этого затылок будто раскололся надвое.

– Тихо-тихо, нельзя кричать, Адам. Зачем ты так? Будет еще хуже. С тобой и так-то не все хорошо. Более того, с тобой все плохо. Ты вляпался в такую незавидную историю, мой мальчик. Мне тебя так жаль.

– Как вы узнали, что я здесь? Кто вы? – Мне показалось, я не чувствовал рук, пальцы немели.

– А ты еще не понял? Я твой осведомитель, Адам. Да-да, это меня приставили к тебе. – Он засмеялся старческим сиплым смехом. – Здорово, не правда ли? А ты думал наоборот? Ты провалил дело, парень. Очень-очень жаль. Вот это, – он достал какую-то листовку из кармана, – вот это мы нашли у тебя в квартире.

Я смотрел на красную лилию. Листовку выронила Хлоя, когда я бежал за ней по палисаднику медицинского колледжа, она тогда выпрыгнула из окна и села в машину к Артуру. Я и забыл, что эта листовка у меня. Они обыскали мою квартиру…

Я положил листовку в карман. Смысла что-либо отрицать уже не было.

– Но как же, как же ваша дочь? – спросил я.

– О! Это было так мило с твоей стороны. Ты хотел спасти меня, да, я это понял, я понял это и ценю. Ты не веришь мне, не веришь, Адам? Но эта твоя выдумка с дочерью просто прекрасна. Я почти поверил, – он засмеялся, – почти поверил, и эти мои слезы. Ты помнишь мои слезы, сынок? Они были настоящие. Да-да, я так расчувствовался, будто у меня и правда когда-то была дочь.

– Не понял. А у вас ее не было?

– Нет, представляешь, как ты оплошал! Это все легенда, красивая легенда, чтобы приставить тебя ко мне, а на самом деле меня к тебе. Ты понимаешь, да? Понимаешь, о чем я? О, какая история, хоть роман пиши. Несчастный старик ищет дочь… Ах, у тебя доброе сердце, Адам.

– Значит, никакой дочери не было и это все ложь?

– Ну почему все. Не думай так плохо о старике. Я ведь действительно любил одну женщину, она и правда от меня забеременела, но есть одно но, – он приблизился к моему уху и стал говорить шепотом: – Я доложил об этом министерству, да-да, я доложил о ней, и они заставили ее избавиться от ребенка.

– Вы чудовище.

– Может быть, может быть. Может, поэтому я и люблю цветы. Кстати, Хлоя.

– Что вы сделали с ней? – Я привстал, но старик осадил меня.

– Не спеши, это уже не твое дело, мой мальчик. Скоро и ты окажешься там, где она. Кстати, ты понял, ты понял, в чем подвох?

Он выдержал паузу, но, так и не дождавшись ответа, продолжил:

– Это же ты привел ее ко мне. Если бы не твоя идея с подставной дочерью, я бы и не стал проверять эту девчонку. Она нарушила слишком много правил, Адам, слишком много. У них не было другого выхода.

– Она никого не убивала!

– О! Значит, ты знаешь, – удивился он, – знаешь, где она? Я недооценил тебя, парень. – Старик играючи погрозил мне пальцем, а потом обнял за плечи.

– Она не убивала никого, – повторил я.

– Убивала, не убивала… Какая теперь разница, не правда ли? Это все условности, не более.

Меня стало знобить, все тело дрожало, я посмотрел на руки, их беспрестанно трясло, они словно перестали быть моими. Мои руки, мое тело больше не принадлежали мне.

– О! Началось, – сказал старик, – через пару минут закружится голова, еще через минуту участится сердцебиение, а после ты потеряешь сознание. Не бойся, сынок, это не больно. Как хорошо ты это придумал с моей дочерью. «Я нашел вашу дочь»… До сих пор мурашки по телу.

– Что вы несете? Она же не ваша дочь! Вашу дочь вы убили, как и испортили жизнь любимой женщине!

– А это не важно, совсем не важно. Давай облокотись на меня, я выведу тебя отсюда.

Он приподнял меня, я повис на нем, как мешок. И откуда у него столько сил?

– А ты тяжелый, парень, по тебе и не скажешь, – тужился он, – ну, давай-давай помоги мне. Пора уходить, пока никто не заметил.

Старик подпер меня под плечи и уже вышел из-за стола, как вдруг вскрикнул, осел и упал на пол. Звук разбитого стекла я слышал уже смутно, да и видел так же. Перед глазами – нечеткие силуэты. Я отшатнулся и рухнул на диван.

– Так его, малышка, – сказал бородач.

Он стоял напротив, большой и довольный, рядом – та самая учительница нежно обнимала его. Она самодовольно смотрела на лежавшего под столом старика и потирала хрупкие руки.

– Давай отнесу тебя наверх, – сказал бородач, переваливая меня через плечо. Сознание, что то и дело уходило от меня, ушло окончательно.

Ричард Стоун почти не разговаривал с женой уже как месяц. Нельзя сказать, что раньше он разговаривал с ней чаще, но они хотя бы обменивались парочкой сухих фраз и таких же сухих поцелуев. Теперь же не было и того. Они не здоровались, не общались, не спали вместе. Ричард уважал свою жену, она была дипломированным специалистом, преподавала литературу в школе. Своих детей у них не было, и миссис Стоун посвятила всю себя чужим детям, которые и стали ей как свои. В начале отношений они говорили о работе, но сейчас устали о ней говорить. Каждый вечер Ричард приходил из стоматологии и закрывался на втором этаже своего небольшого дома. Они жили в таунхаусе. Их дом был поделен надвое, и по соседству жила еще одна семья – Паркеры.