Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И было непонятно, что с этим делать, но я точно знал, что работать так, как КГБ привык и умел, нельзя – надо менять парадигму и общий подход. Не искать несуществующие организации и неизвестных отцов диссидентского движения, а планомерно отсекать от гидры одну голову за другой, прижигая обрубки. Тут могли бы помочь мои иноагенты, но руководство Комитета всё ещё находилось в шорах своих представлений о прекрасном и надеялось разобраться с этой заразой малой кровью. Они даже о финансировании этих ребят задумались только после моей записки, нацарапанной на коленке – но даже тогда выделили на это направление двух старлеев с непонятными полномочиями, которым, разумеется, было не под силу справиться с тем валом налички, который проходил через диссидентские круги.
Но всё это я пока оставил в Москве. А вот в Сумах ситуация была попроще – подведомственная «пятке» организация тут была, только к диссидентам она не имела никакого отношения. Но у этой организации была цель и было определенное единство взглядов – они хотели оторвать Украину от Советского Союза и ради этого были готовы на многое. Хуже всего было то, что на эту организацию власти УССР смотрели слегка добродушно, позволяя ей многое – кроме, пожалуй, многотысячных митингов с транспарантами и лозунгами «москаляку на гиляку». Но я хорошо помнил, что в конце концов дойдет и до этого, а потом прольется кровь. Много крови.
***
Я посмотрел на Сухонина.
– Григорий Степанович, вы уверены в своих источниках?
Вопрос был глупый, но я не мог его не задать.
– Да, – он твердо кивнул. – Никогда не подводили... Да и было видно, что они ничего плохого в этом не видят.
– А вы?
– А что я... – он махнул рукой – словно муху отгонял. – Я и не с таким сталкивался. Но я вам уже говорил, Виктор Алексеевич, что нельзя по ним работать. Запрещено.
Этот запрет мне не давал покоя, но его следов в служебной документации я так и не нашёл – никаких приказов или распоряжений, с которыми в обязательном порядке должен быть ознакомлен новый работник. Уточнять у Сухонина я не хотел – и ещё больше не хотел идти с этим к полковнику Чепаку, который наверняка был в курсе и самой ситуации со сторонниками независимой Украины, и ограничений, которыми управление КГБ по УССР установило в их отношении.
При этом нельзя сказать, что с националистами украинский Комитет не боролся – боролся, и активно, иногда с привлечением старшего брата с московской Лубянки. Но то были националисты-зубры, которые и дома говорили исключительно на мове, или активисты-правозащитники союзного масштаба вроде генерала Григоренко – этот успел и в деле Буковского отметиться, и крымским татарам как-то помог, и подавление Пражского восстания осудил. В общем, боевой генерал зачем-то пошел по кривой дорожке, и сейчас его таскали по психиатрическим клиникам – для диссидентов это был подарок подарков, они с этим Григоренко носились, как с писаной торбой, даже экспертизы у «независимых» психиатров проводили. В январе Киев и Львов немного почистили, арестовали несколько человек, которые считались правозащитниками, среди них – ещё один «погромист» из Института кибернетики академика Глушкова Леонид Плющ и спешно исключенный из украинских писателей Иван Дзюба. Но основная масса «заукраинцев» оставалась вне поля зрения органов, хотя тому же Сухонину хватило расплывчатого задания и недели времени, чтобы докопаться почти до основ.
Они были почти везде, их можно было встретить в любых компаниях, а опознать – по очень быстрому переходу в разговоре на достижения народного хозяйства Украинской ССР. Первоисточника данных об этих достижениях Сухонин, правда, не нашел, но те, кого он спрашивал, говорили почти одно и то же с легкими вариациями, которые можно списать на испорченный телефон или фантазию говорившего. Причём никто не отрицал роль СССР в том, что Украина стала богатой, основной посыл был в том, что от Союза республика получила всё, что можно, а сейчас только отдает, и если уйти в свободное плавание, то уже назавтра украинцы будут жить при коммунизме.
Формально всё это было ненаказуемо – ну ошибаются товарищи, не всё учитывают, приводя статистические данные, надо бы им разъяснить, они поймут и осознают. Вот только непонятно, кто будет разъяснять – подобные настроения,