однако с оговоркой, что для их вступления в силу необходимо согласие Пруссии. Которое, вполне очевидно, получить было невозможно. На последовавших переговорах Бисмарк поставил три условия, при которых Берлин согласится на реформу: равное с Веной право председательства, право вето при объявлении Германским союзом войны и созыв национального парламента на основе прямого и равного избирательного права. С такими условиями Австрия согласиться не могла. Один из современников впоследствии назвал произошедшее величайшим дипломатическим успехом Бисмарка за всю его карьеру, поскольку главе правительства пришлось сражаться в одиночку против всех[364].

Практически одновременно глава прусского правительства выполнил еще одну важную задачу. В 1862 году был подписан франко-прусский торговый договор. Однако, поскольку Пруссия являлась членом Немецкого таможенного союза, соглашение должны были принять и другие государства-члены. Кроме того, австрийцы вновь выступили с инициативой создания общегерманского таможенного пространства, поддержанной, в частности, в Мюнхене. Реакция прусских властей на открывшейся в марте 1863 года конференции государств таможенного союза была жесткой: либо все принимают франке-прусское соглашение, либо союз прекращает свое существование. Только после принятия соглашения и продления союза на 12 лет возможны какие-либо переговоры с австрийцами. Сам Бисмарк называл включение Австрии в Немецкий таможенный союз «невыполнимой утопией»[365].

В самой Пруссии, где министр-президент по-прежнему не пользовался доверием общественности, на его заявления, во многом совпадавшие с требованиями либералов, смотрели как на чисто тактические шаги. «Неуклюжая попытка министерства Бисмарка использовать страсть прусского народного духа, направленную против Австрии, чтобы подпереть свое шаткое существование, выглядит жалко», — писала либеральная пресса[366]. Создавалось впечатление, что противников главы правительства не устроят никакие действия министра-президента, кроме его отставки. Однако доставлять своим врагам такое удовольствие он вовсе не собирался.

Спасением от политических неурядиц для главы правительства по-прежнему оставался семейный очаг. С середины октября 1862 года Бисмарки жили в служебной квартире в здании Министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе, 76. Этот двухэтажный особняк был построен в 1737 году в стиле барокко. Между двумя флигелями находился небольшой двор со старым дубом. На первом этаже располагались служебные помещения, на втором — салон, рабочий кабинет и приватные комнаты. Особой роскошью интерьеры не отличались, но их новым обитателям она и не была нужна. Здесь Бисмарку предстояло проработать много лет, однако в тот момент мало кто готов был поверить в такую перспективу.

Глава правительства с головой ушел в новую работу. «Я его почти не вижу, — жаловалась Иоганна в январе 1863 года. Пять минут утром за завтраком, пока он пролистывает газеты, — совершенно молчаливая сцена. Потом он исчезает в своем кабинете, оттуда к королю, в Совет министров, к парламентскому чудовищу — и все это до пяти часов, когда он обычно обедает у какого-нибудь дипломата. В восемь он мимоходом желает доброго вечера и снова погружается в жуткую писанину, пока в половине десятого не отправляется на какой-нибудь прием, а затем снова работает до часу ночи. Потом, естественно, он плохо спит»[367].

В остальном жизнь шла по накатанной колее. Иоганна выполняла свои обязанности жены министра-президента, ограничиваясь, однако, самым необходимым минимумом. Все попытки Мальвины придать ей светский лоск провалились. «Госпожа Бисмарк, немногим старше сорока, высокого роста, с темными волосами и красивыми карими глазами, одетая очень просто, встретила нас очень приветливо, — вспоминала молодая баронесса Хильдегард фон Шпицемберг[368] о своем знакомстве с семьей главы правительства летом 1863 года. — Она настолько проста и приятна в общении, что мы вскоре почувствовали себя как дома. Позднее пришел ее муж, рослый, симпатичный мужчина с энергичным, почти упрямым выражением лица. Похоже, у них открытый дом»[369]. Баронесса вскоре вошла в число друзей дома Бисмарков.

В этом же доме постоянно бывал и Койделл, ставший своего рода «адъютантом» главы правительства. Иоганна просила его не обижаться на Бисмарка, даже если будут возникать конфликты по работе; деловые отношения не должны влиять на личные: «У него нет ни одного настоящего друга — я им всем не доверяю — в серьезной ситуации все, я убеждена, бросят его в беде. Но Вы, пожалуйста, не делайте этого, выдержите, даже если он временами будет казаться Вам недружелюбным»[370].

Пятого сентября 1863 года скончалась мать Иоганны. Отношения Бисмарка с тещей никогда не были безоблачными. Однажды она в запале заявила в его присутствии своей дочери, что та поступила бы лучше, выйдя замуж за свинопаса. Бисмарк отшутился, заявив, что эта карьера всегда открыта для него[371]. Тем не менее между тещей и зятем со временем сложились отношения, основанные на взаимном уважении. Когда ее не стало, Иоганна была безутешна. «Для меня это — не меньшая потеря, — писал Бисмарк Екатерине Орловой. — Я был привязан к своей теще более тесной внутренней связью, чем обычно бывает»[372]. Здоровье самой Иоганны тоже временами оставляло желать лучшего. Она страдала от учащенного сердцебиения, бессонницы, отсутствия аппетита, обмороков. Жизнь с мужем, постоянно погруженным в высокую политику, — не самая легкая участь. Иоганна и тогда, и впоследствии посвящала все время и силы семье, не щадя собственного здоровья. Бисмарк старался уделить ей максимум времени, испрашивал дополнительные дни отпуска, но надолго удалиться от дел он был не в состоянии. Политическая борьба продолжалась и требовала максимум внимания.

Первый, самый трудный год был позади. Бисмарк пережил его на своем посту — это само по себе являлось огромным политическим успехом. Ему удалось в крайне неблагоприятных условиях избежать серьезных поражений и во внутренней, и во внешней политике. Однако избежать поражений еще не значит одержать победу, а Бисмарку была нужна именно победа. И в конце 1863 года удача наконец начала поворачиваться к нему лицом.

Глава 8

ЗАРЯ УСПЕХА

Шлезвиг-гольштейнская проблема была одним из долговременных «замороженных конфликтов» европейской дипломатии XIX века. Ее корни уходят в Средние века, в эпоху «составных государств», когда в руках одного монарха могло находиться несколько совершенно разных владений, никак друг с другом не связанных и не образовывавших единого целого. Но то, что было нормой во времена Ренессанса и Реформации, выглядело жутким анахронизмом в эпоху централизованных национальных государств. Не случайно глава британского правительства виконт Палмерстон шутил: «Вопрос Шлезвига-Гольштейна настолько сложен, что только три человека в Европе вообще понимали его. Одним был принц Альберт, который умер. Вторым был немецкий профессор, который сошел с ума. Я третий, и уже вовсе забыл все, что знал о нем»[373].

На самом деле все было не так сложно. Герцогства Шлезвиг и Гольштейн принадлежали королю Дании,