мама, а вокруг не было ни души, кроме на цыпочках передвигавшихся по залу дежурных.

«Вот поганцы, — приговаривала с гордостью ассара, — дали тебе поспать. Даже посуду убрали без звука. Но это не дело, так тебя изводить. Я во дворец, а ты к себе — спать до утра».

Спать Аль, конечно, не пошел, а поплелся на занятия.

После того дня часть уроков были убраны из расписания, и ему выделили отдельную комнату для занятий с небольшим кухонным блоком и кушеткой.

«Если они вздумали над тобой издеваться, — ворчала мама, ставя вазу с фруктами и сок в графине на стол, — то пусть обеспечат хотя бы нормальные условия».

Аль считал, что ничего страшного не происходит. Наоборот, при мысли, что за него взялись всерьез, сердце наполнялось законной радостью, ведь это значит, что отец полностью признал — Шестой наследник достоин доверия, достоин стать Столпом и возглавить тэорат. О троне Аль не думал. Он столько времени провел в мире с уверенностью, что его могут в любой момент выслать из страны, со страхом, что однажды ассара исчезнет из его жизни, что времени на размышления о троне не осталось.

Задача, наконец, поддалась, и спасенные маги отвешивали благодарные поклоны.

Аль захлопнул учебник, потянулся — пора на спарринги, а потом домой, к команде.

Старшие курсанты жили в просторных комнатах, центр которых представлял собой гостиную, одна сторона была занята столами для занятий, вторая — кухонным блоком, а углы были отгорожены под четыре спальни: кровать, тумбочка, полка, шкаф. Ничего лишнего, скромно и функционально. И жилище принца ничем не отличалось от других. Его единственная привилегия, как Шестое высочество, это получать в разы больше занятий.

На улице было свежо — середина осени, и деревья уже начали менять зеленый наряд на желтый и красный. Скоро начнет срываться снег, резко похолодает и в воздухе запахнет предвкушением зимних праздников.

Аль привычно создал вестника — большую разноцветную бабочку — и отправил ее адресату. Улыбнулся, представив, как восторженно заохает класс, как будет ворчать Кайлес за срыв занятия, как обрадуется Майра. Пусть сейчас у них есть время только на иллюзорные вестники, они наверстают свое после окончания академии.

— Твое высочество, занят, брат?

Аль остановился. Так затейливо, на грани издевательства его звал лишь один человек — Цыбаки.

Последнее время такийцы вели себя тихо, всерьез взялись за учебу, перестали задирать парней и доставать девчонок. Резко возросшие за драки дисциплинарные баллы у курсантов замедлили свой рост. Четвертый рассказывал за обедом в выходные, что ректор решился даже отменить усиленные патрули.

— Со спаррингов, брат, — улыбнулся такийцу Аль, — если ненадолго, то свободен.

Такийцы ему нравились, в памяти жил коснувшийся его сердца дух свободы на островах, и он мечтал вернуться туда один, без Майры.

— Прогуляемся вниз?

Шестой, к собственному удивлению, согласился.

Вагончик шустро сползал по канату, под горой уже виднелись огни Тальграда, в море тонул алый — к морозу — закат. Отсюда, с вершины, все казалось игрушечным, и Аль знал, что к этому зрелищу никогда не привыкнет — слишком нереалистично.

Город еще не ощутил стылое дыхание глубокой осени, здесь было тепло, влажно и даже душно.

— Нам недалеко, — проговорил Цыбаки, не раскрывая цели прогулки. Аль заинтересованно промолчал. Вопросы задавать не хотелось.

Они вышли к берегу моря, двинулись вдоль набережной, подошли к рыбацким домам. Ситуация интриговала все больше — уже четыре таверны остались позади, а Цыбаки ни одну даже взглядом не удостоил.

Около небольшого домика, стоящего на высоком морском берегу, они остановились.

Цыбаки замер и шепотом попросил:

— Ты можешь активировать щит безмолвного? Не нужно, чтобы нас заметили раньше времени.

Аль просканировал домик — ничего подозрительного, внутри двое.

— Хорошо, — кивнул он, накидывая полог на себя и Цыбаки.

Сад был крошечным с единственной скамейкой, притаившейся под навесом и раскидистым кустом около забора.

Они встали сбоку от крыльца. Ждать долго не пришлось.

— Майра, подожди!

Аля бросило в холодный пот, тело застыло, мозг оцепенел. Майра⁈

— Дай мне договорить!

Выскочившего на крыльцо парня Аль не знал, зато Майра, похоже, знала очень хорошо.

— Такстер, я уже сказала, что ценю только твою дружбу.

— Но мое сердце говорит иначе, — в голосе парня сквозило упрямое отчаяние, — каждый твой взгляд, звук голоса, приходы сюда… Ты просто не хочешь признать того, что я тебе небезразличен. Боишься своих чувств, а я вот не боюсь! И готов это доказать!

Аль не ощущал боли в стиснутых ладонях, не чувствовал, как бешено колотится сердце, он точно ослеп, оглох и онемел, лишь в груди разливалось что-то ядовито-темное.

— Ты дурак, Такстер! И мне жаль, что я не поняла этого раньше.

Звук шагов по дорожке. Стук хлопнувшей калитки. И сдавленное:

— Ничего, ничего, ты еще вернешься. Я умею ждать. Ты все равно станешь моей, хочешь ты этого или нет.

Аль пришел в себя, сжимая парня за грудки и приподняв его над землей.

— Кто? Ты? Такой? — выплюнул он, вынося им дверь.

Парень влетел в комнату, проехал по полу, ударившись спиной о стол. Болезненно поморщился, ухватился за горло, но взглянул на вошедшего Аля с ненавистью, явно узнав.

— Лучше убей, — прохрипел он, — ты не заставишь меня отступить.

Огонь сам прыгнул в руку Алю, требуя сжечь поганца, но тот даже слабенького щита не выставил.

Неужели правда решил умереть? — удивился Шестой. Бросил сканирующее заклинание и недоуменно вскинул брови — магии в парне не было. Совсем.

— С чего ты взял, что я позволю тебе досаждать ей? — Аль присел на корточки, разглядывая соперника. Что-то в нем было неправильное, да и сам он… Тощий, дохлый, странный какой-то.

— Ты все равно ее из дворца выкинешь. Мне нужно лишь подождать, когда ты сам от нее откажешься.

За