подходящим материалом… – Агнесс запнулась. – Извините, я увлеклась: вас же интересовала Ева. Мне хотелось, чтобы вы поняли: профессор Штайнер был настоящим ученым, готовым рискнуть всем ради цели, и, как для настоящего ученого, для него существовала одна-единственная женщина – наука. И кроме нее он не видел ничего и никого.

Юрген прикусил язык, едва не ляпнув очевидное и банальное: «Вы были влюблены в него». Вряд ли уместно произносить вслух это предположение, пусть и кажущееся правдивым.

– Ева рождена не женщиной, керр Фромингкейт. Уверена, это средоточие чистой науки, – Агнесс затушила сигарету, ткнув в пепельницу так сильно, что окурок переломился пополам, выразительно посмотрела на часы. – Если это все…

– Последний вопрос, если можно. Почему для големов вы используете именно одаренных?

– Если говорить по-простому, дело в ослабленной связи между элементами. Одаренные восприимчивее, а их тела легче поддаются изменениям. Это еще необожженная глина, в отличие от обычных людей, оглохших, закостеневших в одном состоянии.

– То есть вы тоже верите в похитителей тел? – пробормотал Юрген вслух, невольно припоминая спектакль и теории керр Фолтерштапа насчет того, как вивисектор приманивал девиц.

– Простите?

– Мысли вслух. Но и из обычного человека вы могли бы…

Агнесс покачала головой, отвечая на недосказанный вопрос.

– Я – нет. А на что способен профессор, известно только Господу Богу. – Взгляд ее подернулся мечтательной поволокой. – Да. Хотела бы я увидеть его Еву, прежде чем вы ее уничтожите.

– Почему вы уверены, что мы непременно захотим ее уничтожить?

– Каждое открытие профессора Штайнера – настоящий прорыв, способный кардинально изменить мир. Его Ева, чем бы она ни являлась, слишком опасна, чтобы люди позволили ей существовать.

Глава семнадцатая

Из распахнутой настежь двери в нос бил терпкий запах духов, сконцентрированный до такой степени, что превращался в удушливую вонь. Вот чем надо было разгонять демонстрантов во время недавних волнений! Юрген неосторожно приблизился и расчихался. Посмеиваясь над стажером, Ривай Фолтерштап не спеша набил табаком трубку, затянулся.

– Что же вы сморщились, керр Фромингкейт? Неужели вам не по нраву благотворное влияние ароматерапии?

– Если желание покончить с собой можно считать благотворным, я лучше воздержусь, – возразил стажер, перематывая шейный платок таким образом, чтобы тот закрывал половину лица.

– А вы, оказывается, любите злые шутки, – пожилой обер-детектив зашелся знакомым кудахтаньем.

Расследование перепало первому отделу случайно. За час до полудня к Дершефу ворвался паренек лет семи и сообщил, что на соседней улице произошло душегубство. Когда мальца, взбудораженного важностью порученной ему миссии, немного успокоили, выяснилось, что повесился керр Наизе, парфюмер и холостяк. Неодаренный. Покойника обнаружила, как это часто случается, соседка, келер Ханан, она-то и послала за полицией.

Сейчас свидетельница находилась дома. Угнездившись в кресле, словно на троне, «страдающая» – по мнению Юргена, любовью к театральным эффектам – келер окружила себя грелками с водой, стайкой кумушек и заслуженно пользовалась кусочком славы, пересказывая в десятый раз историю, поведанную детективам: «Хотела одолжить соли. Видела, что дверь приоткрыта. Зашла. А там… ужасть!»

Керр Дершеф, ворча «своей работы хватает, чтобы еще на чужую отвлекаться», поначалу отправлял мальчишку к участковым: их компетенция, пусть и разбираются. Но керр Фолтерштап внезапно вызвался прогуляться, размять ноги и проветрить голову, по его собственным словам. Дело Куратора зашло в очередной тупик, и вся деятельность первого отдела напоминала попытку проломить стену лбом – маловероятно, что кладка развалится, скорее шишку набьешь.

Шеф не возражал. Как Юрген заметил, строгий с ним и Кляйнером, со старшими сотрудниками Дершеф вообще спорил редко, прощая им многие вольности. Напарник Фолтерштапа, Дидрич, с утра укатил в Копперфален, поэтому сопровождать обер-детектива пришлось стажеру – с молчаливого согласия керр Гробера: «Сходи, наберись опыта, поучись, как работают профессионалы».

– Ну-с, молодой человек, поглазеем, что у нас тут за «ужасть»?

Бывший контрразведчик, подтянув перчатки, задумчиво окинул взглядом парфюмерную лавку, причем разлитым духам и царапинам на досках уделил гораздо больше внимания, нежели щуплому телу ее бывшего хозяина. То слегка покачивалось в петле, шурша мысками домашних туфель по полу – жутковатый штрих в будничной картине.

Обер-детектив несколько раз перечитал предсмертную записку, потер подушечкой пальца коричневое пятно внизу, аккуратно поднял листок за краешек и спрятал в папку для улик. В портфель отправились завернутые в провощенную бумагу флакон из-под духов, ножницы, книга учета и несколько очиненных перьев.

Скрипнула дверь, впуская живительный сквозняк и знакомого Юргену доктора.

– Добрый день, керр Фолтерштап. Давно вас не видел.

– Даже старому псу иногда приходится выползать из конуры. Чтобы окончательно не утратить нюх, скажем так.

Керр Эрце, отвечая на рукопожатие, рассмеялся, оценив каламбур. На взгляд Юргена, в словах не было ничего комичного: судя по ощущениям, сам стажер нюх потерял надолго, если не навсегда.

– Хотя, признаюсь, возраст берет свое, – продолжал обер-детектив. – Работа еще не началась, а я уже порядком утомился. Керр Фромингкейт, пожалуйста, помогите мне снять висельника.

Фолтерштап неожиданно ловко для человека такого солидного возраста взобрался на приступку. Вытащил из кармана раскладной нож. Стажер и пришедший с доктором помощник – сонный юноша со следами оспин на лошадином лице – охнули под неожиданной тяжестью: парфюмер, вопреки худощавому телосложению, весил прилично. Благо тащить труп пришлось недалеко, до алхимического стола в соседней комнате-лаборатории, сочтенной керр Эрце подходящим местом для медицинского освидетельствования.

Пока доктор раздвигал шторы, впуская в сумеречное помещение день, Фолтерштап срезал петлю спереди, стараясь не задеть ни узел, ни кожу: волокна легко расходились под наточенным лезвием. Веревку присовокупили к прочим вещественным доказательствам.

Минут пятнадцать протекли в работе. Обер-детектив дымил. Юрген, мечтая сбежать из парфюмерного чада, нетерпеливо поглядывал на часы. Керр Эрце, диктуя все свои действия помощнику под запись, внимательнейшим образом исследовал лицо и шею мертвеца, взял пробы слюны, крови и ногтей. Стянул с покойника рубаху, осмотрел грудь и спину. Цокнул языком, отстраняясь.

– Убийство. Я прав, керр Эрце? – уточнил бывший контрразведчик, нарушая молчание.

– Абсолютно.

– Кажется, у вас есть вопрос, молодой человек? – повернулся обер-детектив к стажеру.

– Почему вы решили, что это убийство?

– Прочтем лекцию для подрастающей смены, как думаете, Людвиг? – Фолтерштап по-птичьи склонил голову к плечу.

Врач указал Юргену на синюшную полосу на шее.

– Обратите внимание на след от веревки. Он двойной. Один охватывает шею целиком. Такие повреждения характерны, если человеку набросить сзади на горло петлю, а затем начать стягивать. При повешении узор выглядит несколько иначе. Основное давление приходится на переднюю часть шеи.

Не склонный к предрассудкам врач погладил себя по кадыку.

– Если вы посмотрите на ногти, то увидите, что под ними застряли волокна, кусочки плоти и крови. Учитывая царапины на шее, мы можем предположить: убитый пытался содрать петлю. Конечно, нельзя