ему помешали? Кукла-то точно сгорела, иначе бы керр Фликен ее не списал.

Дилижанс остановился.

– Паутеваллен, – объявил кучер, открывая дверцу.

На станции высадилась добрая половина пассажиров. К облегчению Юргена, вышло и семейство с неугомонными детьми, и дедок. Новых попутчиков не предвиделось: до Апперфорта оставалось около шести часов езды, и направление было не самым популярным.

Теперь в экипаже тряслись всего семь человек. Чопорная келер в кружевной шали, перебирающая четки вдова, приказчик, чья контора была слишком мелкой, чтобы содержать собственные конюшни. Керляйн семнадцати лет от роду, путешествующая в компании духовника, и еще одна… девица в ярко-зеленом бархатном платье, которую, несмотря на ее возраст, никто не сопровождал.

Инджи тоже заметила Юргена. Несколько секунд они смотрели глаза в глаза, потом керляйн отвернулась, делая вид, что не знает его. Молодой человек помедлил и пересел к ней. Слишком часто в последнее время стажер натыкался на неугомонную «журналистку».

– Какое совпадение, керляйн Айланд, встретить вас в подобном месте. Любите путешествовать?

– Ненавижу, – раздраженно, давая понять, что собеседнику не рады, выплюнула Инджи. Духи она тоже сегодня использовала «сердитые»: с резким ментоловым запахом, по противности не уступающим перегару давешнего пьяницы.

Юрген замялся. Говорили, на пожаре в Копперфалене первой его обнаружила Катрин, она же вызвала доктора. Но память упорно подсовывала отчаянный крик «Не смейте!», сбивший на землю толчок, взволнованное лицо под салатовым беретом.

– Послушайте… Помните, во время волнений… Что вы делали?

На секунду Инджи растерялась, сощурилась, подозревая, будто над ней издеваются, а потом ощетинилась колючками.

– Вам не кажется, вас это не касается?

– Мне нужно знать, – не сдержался Юрген. – Что вы делали в Копперфалене?

– А ордер на допрос у вас есть? – девица сардонически искривила уголки ярко, до вульгарности, накрашенных губ. – Заключим сделку? Ответ за ответ? Я расскажу, чем занималась в тот день, а вы поведаете, что произошло внутри мануфактуры и в кого вы стреляли?

– Боюсь, это закрытая служебная информация.

Керляйн Айланд пожала плечами: на нет и суда нет.

– Тогда, керр Фромингкейт, не могли бы вы пересесть? Я устала от тесноты, и, благодарение небесам, мы наконец-то имеем возможность проделать часть пути как люди, а не набитая в бочку сельдь.

– Извините за беспокойство.

Юрген вернулся на свое место. Он ошибся, конечно же, надышался дымом, вот и померещилось. Отчаяние, глубокое, звенящее, смешанное с выдержанной, как пятилетний коньяк, злостью, живое и душераздирающее… оно совершенно не шло нахальной маске керляйн Айланд. Девица просто не могла испытывать таких чувств.

Всю дорогу до Апперфорта он ощущал на себе задумчивый взгляд Инджи, но подловить ее Юргену не удалось ни разу.

Глава шестнадцатая

Площадь Трех Театров оживлялась к вечеру, когда служители Мельпомены распахивали двери, приглашая горожан на представление.

Фонарщики зажигали огни под круглыми колпаками из цветного стекла. На улицы высыпали коробейники, торгующие всем подряд, начиная от носков из козьей шерсти, дешевых янтарных браслетов и заканчивая карамельными петушками и сладкими пирожками с повидлом. Келер щеголяли драгоценностями, лисьими воротниками на плащах и тяжелыми платьями, подолы которых мели снег почище иного дворника. Их спутники упражнялись в остроумии и щедрости. И атмосфера была соответствующей – суматошной, говорливой, наполненной радостным предчувствием праздника, маленького чуда.

– Юрген, я негодую. Как вы посмели уехать и оставить меня одну!

Керляйн Хаутеволле сердито хмурила брови. Она держалась вполоборота, и Юрген видел только ее левый глаз – разгневанный голубой топаз в обрамлении светлых ресниц.

– Я отсутствовал всего неделю.

– Это были чрезвычайно долгие семь дней, – возразила Катрин. – Когда ждешь встречи, время тянется крайне медленно, Юрген. Вы, мужчины, жестоки, если не понимаете очевидных вещей!

– Обещаю исправиться.

– Я поверю вам, керр Фромингкейт. В этот раз. Хотя, признаться, я начинаю сомневаться в ваших чувствах. Скажите, Юрген, – теперь голубой топаз смотрел с хитринкой, – на что вы пойдете ради любви?

Молодой человек поморщился: почему девушки обожают играть в кокетство и задавать вопросы, на которые не существует правильных ответов? Он не успел выбрать, уверить ли ему спутницу в готовности совершить любой подвиг ради нее, как подсказывал светский этикет, или отшутиться, когда сама судьба избавила его от необходимости отвечать.

– Катрин! – звонкий голосок перекрыл гомон над площадью. – Керляйн Хаутеволле!

Оклик застиг молодых людей на лестнице, ведущей в театр. Катрин раздраженно обернулась и сверху вниз посмотрела на позвавшую ее торговку сладостями – миловидную девицу с разрумянившимися от мороза щеками и яркими васильковыми глазами.

– Простите. Я ничего не покупаю, – Катрин безразлично скользнула взглядом по лотку с сахарными леденцами.

– Ты что? – расстроилась незнакомка. – Не признала меня? Это же я, Аннет!

Лицо керляйн Хаутеволле по-прежнему выражало одно недоумение.

– Мы с тобой дружили раньше, в Лордихте. Не помнишь разве? Я, ты, этот оболтус Дальтон, который вечно ковырялся в носу, и Оскар. Из-за слабого здоровья ты почти не покидала дом, и мы приходили к тебе играть.

Девушка, наткнувшись на холодный прием, заметно скисла.

– Ах, Аннет! – Катрин выдавила улыбку. – Как у тебя дела?

– Я работаю горничной у керр Тайпера. Ты, наверное, знаешь его антикварную лавку на пересечении улицы Роденскваер и Патрицианского переулка? Она тут рядом. Раньше там прислуживала двоюродная тетка моей матери, но старушка за последние годы одряхлела и уже не справлялась, а потому дала мне рекомендацию, и меня взяли на ее место. А по вторникам, в выходной вот, калымлю тут. Ты-то как поживаешь? Это твой жених?

– Керр Фромингкейт, – представила Катрин, крепче прижимаясь к боку Юргена и не торопясь опровергать домыслы знакомой. – Прости. Нам пора. Спектакль скоро начнется.

– Мы могли бы увидеться после? Зашли бы ко мне, поболтали, как в старые добрые времена? Керр Тайпер, конечно, не любит гостей, но когда он узнает, кто ты, не будет возражать. А еще у него есть дочь, наша ровесница. Уверена, вы подружитесь! Она само очарование…

– Не думаю, что это уместно.

– Ты и жениха своего можешь привести, – неправильно истолковала отказ болтушка. Керляйн Хаутеволле закатила глаза, Аннет осеклась и почти жалобно продолжила: – А если в другой день?

– К сожалению, эта и следующая недели у меня полностью заняты.

Катрин настойчиво потянула Юргена к дверям театра. На пороге он обернулся, поймал огорченный взгляд Аннет, которая так и смотрела им вслед. Спустя секунду лоточницу отвлек покупатель.

Вестибюль встретил гостей натертым до блеска паркетом, зеркалами в массивных бронзовых рамах и огромной, во всю стену, мозаикой – человек в шутовском колпаке с двумя смотрящими в противоположные стороны лицами – веселым и грустным. Юрген принял у спутницы пальто, передал его гардеробщику, державшемуся с таким достоинством, словно он ни много ни мало