class="p1">— Олег расскажет все интересное, — ответил я, не выходя из невидимости, после чего рванул в сторону коптильни — задержался я больше, чем планировал, нужно поторопиться вернуться.

Ехал я уже по темноте, но обошлось без приключений, потому что всё я проделывал быстро и осторожно. Выйдя из оранжереи, я часть блюд отложил и отнес охранникам, потому что там количество едоков увеличилось, а продуктовый запас — нет.

Шелагина-старшего я нашел в комнате, которую он выбрал для себя. Дверь он оставил приоткрытой, что я счел за приглашение войти. Расположился князь там со всеми удобствами и уже что-то печатал на ноуте.

— Илья? — поднял он голову. — Странное чувство здесь возникает. Дом огромный, а людей нет. Непривычно.

— Здесь они особо и не нужны. Практически всё делается магией.

— Всё да не всё, — возразил он. — Постельное белье постелить нужно? Нужно.

— Совсем забыл, сейчас принесу, — спохватился я. — И полотенца.

— Ты и об этом позаботился? Похвально. Но перестилать кровати ни тебе, ни мне не по статусу. — заметил князь. — И следить за сменой белья — тоже. Нужна как минимум экономка.

— Может, будете привозить с собой горничную? — предложил я. — Потому что мне экономка не нужна. Мне вообще лишние лица здесь не нужны на постоянной основе.

— Интересный подход к жизни, — усмехнулся князь. — Не привык к прислуге?

— Почему? У Вьюгиных она была, — удивился я. — Не люблю лишних глаз, которые могут передавать информацию куда угодно.

И у Вьюгиных не любил. Пара горничных точно наушничали и Алле, и Владику, считая их самыми авторитетными членами Рода. Владик был наследником, а я так, не пойми кто. Поэтому меня обслуживали в последнюю очередь по остаточному принципу. Может, и правда не привык к прислуге?

— Не могут. Личные слуги — под клятвой.

— Кому-то из ваших личных слуг это не помешало переправить письмо Николая императору.

Шелагин еле заметно поморщился. Упоминание Николая ему было неприятно. Тем не менее последний так и находился под домашним арестом, хотя правильней его было бы сдать представителям императорской полиции, как злоумышлявшего на княжеский род. Или потому и не сдают, что опасаются: преступник выйдет на свободу в тот же день?

— Он убедил, что это в интересах Шелагиных.

— Тем самым обошел клятву, не так ли? Ужинать будете?

— Буду. И как ты с ужином обойдешься? — насмешливо спросил он. — Ни повара, ни лакея, ни горничной.

— Сам приготовил — сам подам. Внуку покормить деда не зазорно.

Шелагин-старший расхохотался.

— Уговорил, внук, пойдем ужинать. Посмотрю, чем ты там меня удивишь.

Ужинали мы как приличные люди — в малой столовой. Тишина действительно немного давила, поэтому я поставил музыкальный кристалл с тихой спокойной музыкой, которая не мешала разговаривать, но при этом создавала уютную атмосферу.

Но Шелагин больше не разговаривал, а ел, смакуя каждый кусок. Видно, пришлась ему моя готовка по душе настолько, что даже про подобающего случаю лакея забыл…

Глава 21

Телефонная беседа с Живетьевой всё же возымела эффект, и ко мне перестали цепляться, поэтому второй день прошел без приключений. Даже показалось, что мне подсовывали противников попроще, чтобы никто из значимых персон не вылетел из турнира раньше срока. Никто нужный и не вылетел, поэтому к последнему дню остались три курсанта Дальградского военного училища и я.

Выехали мы заранее, причем Шелагин излучал полное довольство: как он признался, спится в моем доме намного лучше: тишина, покой и на редкость удобный матрас. И это, не говоря о завтраках и ужинах, которые Шелагину тоже очень нравились. Как он сказал вчера вечером, начинает понимать, почему я против горничных в этом доме: я самодостаточен, а дом поддерживается сам. Тем не менее на минимуме прислуги все равно настаивал, объясняя это тем же, чем в своё время Олег: статусом.

Подъехали мы раньше, чем Беспаловы, и даже Зимина еще не наблюдалось. Один Евгений Петрович терпеливо дожидался нас у входа. Курсантов с ним не было. Наверное, тоже отправил домой ещё вчера, чтобы не отвлекаться. Но если Зимин появился минут через пять, то Беспаловых пришлось подождать. Если судить по внешнему виду, задержались они в салоне, где из красивых женщин делают ослепительно красивых.

— Калерия Кирилловна, выглядите волшебно, — с ходу начал с комплимента Шелагин.

— Вы тоже выглядите на удивление хорошо для человека, который ночует в палатке. Я ещё вчера это отметила, но сегодня вы словно помолодели на несколько лет.

Расточая друг другу комплименты, они вошли в здание, а следом за ними — и мы. Я спохватился, что не отметил старания Беспаловой-младшей, наклонился к ней и прошептал:

— Когда я тебя увидел, потерял дар речи. От тебя невозможно оторвать взгляд. Боюсь, сегодня я буду думать не о поединках.

— Не выдумывай. — Тем не менее улыбалась она довольно. — Имей в виду, мама сказала, что мы должны прекрасно выглядеть, когда будем поздравлять победителя. Так что думай про меня, только когда я рядом, а когда ты под куполом — думай о том, как победить.

Я ненадолго задержался у целителей, которые проверили меня тщательно, но ничего найти не смогли. Возможно, потому, что за моей спиной всё так же стоял Зимин, чьё мнение мало кто мог проигнорировать. А возможно, и потому, что прибавилось представителей прессы, которых в этот раз от нас отсекали охранники. Но отсекали недостаточно далеко, чтобы они не смогли заметить излишнюю придирчивость. Впрочем, по поводу этой братии иллюзий я не питал: по-настоящему независимых там нет.

По сравнению с предыдущими двумя днями людей в зале, можно сказать, что и не было: вылетевшие участники уже не допускались, а если у тренера вылетали все подопечные, то и он терял право на вход. Так что в зале фактически осталось две группы: наша и моих противников. Всего сегодня пройдёт минимум шесть боёв: каждый участник сразится с каждым из оставшихся. Дополнительные поединки запланированы на случай, если у двух участников окажется одинаковое количество побед или результаты поединка будут подвергнуты сомнению большинством жюри.

Без вступительной речи дело опять не обошлось, но я не стал слушать, ушел в медитацию, настраиваясь на поединок.

— Белов на тебя странно посматривает, — внезапно прошептал Евгений Петрович. — Чует мое сердце, что-то необычное приготовил. Из того, чего раньше нигде не светил.

— Думаете?

— Почти