обучу, да и не только ему. И тебе польза, и нашему роду. В Дальград, опять же, переведешься.

Насколько я понимал, сейчас мне давали последний шанс остаться в живых. Для Живетьевой я был перспективным материалом, который нужно забрать или уничтожить, чтобы не достался другим.

— Спасибо за приглашение, но я не могу вот так, сразу, дать ответ.

— Приглашение распространяется и на твоего дядю, учти. Но поговорить я хотела не об этом, хотя сильные и умные маги нам очень нужны и только у нас получают достойное образование. Понимаешь, Илюша, сильно меня Эрни беспокоит. Он, конечно, тот еще засранец, но внук мне. Чай, не чужая кровь. И то, что он до сих пор никак не дал о себе знать — и это при заблокированном счете! — меня очень и очень беспокоит. Эрни — мальчик, привыкший к комфорту и деньгам.

Ничего себе мальчик. В его возрасте у некоторых уже внуки бывают.

— Я его с того дня не видел.

И его трупа тоже, потому что желание подъехать и посмотреть на останки у меня не появилось ни тогда, ни после. Впрочем, там, поди, уже к концу дня никаких останков не нашлось бы. А все приметные вещи, в том числе артефакты, мы изъяли сразу. И они не светились нигде, в этом я был уверен.

— Не подскажешь, Илюша, где вы его высадили? На каком километре?

— Там дороги не было. Мы уехали, как только он вышел из машины, и не видели, куда он направился. Но он вроде бы машину от Прокола забрал?

— Забрать-то забрал, — досадливо подтвердила Живетьева. — Но я не уверена, что сам.

— У него было много сообщников.

— Илюша, да не о том я, — бросила она. — Послушай, там, где вы его высадили, кто-нибудь еще был?

Был, да еще как был — там место просто кишело всякими тварями, которым Живетьев оказался на один зуб — даже минуты не продержался.

— Никого из людей рядом я не видел. Там место вообще не людное. Вы же понимаете, нам его нужно было допросить, и чтобы никто не помешал…

— Не понимаю, Илюша, — проворковала она. — Никак у меня картина не складывается. Такое чувство, что куски от разных картин.

— Извините, Арина Ивановна, кажется, я ничем не могу вам помочь, — я попытался вложить в голос максимум сожаления. — Я не видел Эрнеста Арсеньевича с того самого дня, когда мы высадили его из машины. Высадили мы его совершенно целого и живого, если вы на это намекаете.

— Не поверю, что не было желания ему отомстить, — неожиданно бросила она.

— Было, — признал я, сразу вспомнив, как вспылил, когда Греков сказал, что Живетьева надо будет отпустить. — Он сделал очень много плохого моей семье и для мне лично. Но меня убедили, что члена вашей семьи лучше оставить для императорского суда. Доказательства мы получили очень убедительные.

— Доказательства, полученные под зельями, ничего не стоят.

— Возможно. Но у нас есть не только записи его признаний. Если вы вдруг забыли, по его приказу хотели убить меня, а сам он покушался на княжича Шелагина.

— Ой, Илюша, прости бога ради, — медово запела она. — Куда-то не туда зашел наш разговор. Я не оправдываю внука, он поступил дурно. И все же я о нем переживаю, поскольку понимаю, что им двигало. Он хотел обеспечить будущее ребенка от любимой женщины. Возможно, Маргарита не была образцом порядочности, но когда вы, влюбленные мужчины, на это смотрели? — Она притворно вздохнула. — Нам, Живетьевым, всегда была важна собственная кровь.

От любимой женщины? Как же. По отношению к княгине Живетьев выразил радость при мне только тогда, когда получил разрешение от любимой бабушки убить надоедливую любовницу. И говорил он о княгине только с брезгливостью и отвращением.

— Почему же тогда вы не заберете Николая? — не удержался я.

— Илюша, но это бы испортило мальчику жизнь, как ты не понимаешь?

— Не понимаю. Этот мальчик убил собственную мать и планировал убить всех Шелагиных. Для него родственная кровь не значит ничего.

— Возможно, ты прав, — она вздохнула, наверняка припомнив взрыв алхимических гранат рядом с собой, который она приписала Николаю. — Кстати, Тасенька — приятная девочка и вы хорошо с ней смотритесь. Только учти, все Беспаловы себе на уме, выгоду везде ищут и находят, поосторожней с ними, как родного тебя предупреждаю. Не хочу, чтобы ты оказался на месте Эрни… Ой, что это я? Заболтала тебя совсем, Илюша. Успехов на соревнованиях.

Она отключилась так быстро, что я не успел ничего сказать. Нет, про себя я ей раз сто пожелал во время разговора провалиться под землю, но вслух надо было хотя бы попрощаться.

Разговор получился очень тревожным. Проблема Живетьевой вставала во весь рост слишком рано. Уверен: направленные ею сыщики изроют весь Верейск носами, чтобы найти хотя бы след Эрнеста Арсеньевича. Вроде бы мы нигде не наследили, но раз уж зашел разговор об иллюзиях, Живетьева проверит и это. И ведь не поймешь, поверила ли она, что ни Шелагины, ни я иллюзиями не владеем — слишком часто княжеские семьи держали полезные магические навыки в тайне.

Я снял защиту и еще раз извинился.

— Неприятный разговор? — участливо спросила Беспалова-старшая.

— Пожалуй, да, — согласился я, не конкретизируя.

— Пора возвращаться, — заметил Шелагин. — Нам лучше приехать пораньше.

Перед тем как встать, Шелагин созвонился с Зиминым. Обедать с нами целитель отказался, а его присутствие при моем повторном прохождении целителей было весьма желательно. Возвращались мы на двух машинах: Беспаловы — на своей, мы — на своей. Поэтому я коротко сообщил Шелагину, о чем был разговор.

— Подозревает что-то, карга старая, — зло бросил он. — Да когда это все закончится? То она, то император, черт бы побрал их обоих. Ничего она не найдет, пусть ищет, пока не лопнет от злобы.

Зимина все-таки пришлось немного подождать, но только мне и Беспаловой-младшей, потому что князь и княгиня сразу прошли, оставив нас вдвоем. Продлилось это недолго, мы даже поговорить толком не успели, как подъехала машина целителя, из которой он выбрался со всей возможной важностью, и мы пошли на новую проверку.

Глава 20

Наверное, это были самые раздражающие соревнования в моей практике, потому что организаторов по