двойство вашей души, черной наполовину, вы не удивились, не начали задавать мне вопросы. Значит, понимали, в чем дело. А двойство души, господин Тонгил, бывает только в случае одержимости. Стало быть, вы знали о том, что делите свое тело с душой призрака.

Арон молча скрестил руки на груди и жрец мягко улыбнулся.

— Экзорцизм в мои обязанности не входит, господин Тонгил, так что заострять внимание на этом моменте я не стал. И, судя по тому, что я сейчас вижу, проблема с одержимостью разрешилась благополучно. Душа призрака слилась с вашей собственной, верно?

Арон неопределенно пожал плечами. Жрец был почти прав — только вот призраком, которым был одержим Прежний Тонгил, являлся он сам и осознавать это было неприятно.

— Есть… некоторая проблема, — заговорил он наконец. — Слияние, о котором вы упомянули, действительно произошло и должно было стать абсолютным. Однако я до сих пор слышу у себя в голове голос… как вы сказали, "призрака". Не эхо былой личности, что было бы как-то объяснимо, а его полноценное разумное присутствие.

Жрец вновь уставился на Арона и в этот раз изучал его куда дольше.

— Нет, — произнес наконец. — Никаких намеков на двойственность или одержимость нет. Сейчас ни один жрец, не видевший вас прежде, не смог бы догадаться о произошедшем.

— Тогда как такое может быть?

Жрец потер подбородок.

— Могу предложить вам одно объяснение, — произнес задумчиво. — Хотя я ни в коем разе не утверждаю, что оно верное…

— Поделитесь.

— Сперва скажите — вы хотели этого слияния? Или же желали избежать его?

— Желал избежать, — отозвался Арон без колебаний.

Жрец кивнул.

— Что ж, это подтверждает мою теорию. В глубине сознания вы настолько сильно не хотели стать с "призраком" единым целым, что, когда это стало неизбежно, ваше внутреннее "я" создало двойника "призрака".

Арон моргнул.

— То есть я сам его создал? Зачем?

— Внутреннее "я" человека живет по иным законам и не подчиняется логике, — пояснил жрец. — Ваше моральное сопротивление слиянию было столь велико, что внутреннее "я" на него откликнулось. Но оно не всесильно и сделало то, что смогло. Оставило вам возможность верить, что полного слияния не произошло, что вы остались собой.

Арон поморщился.

— Но это самообман.

Жрец пожал плечами.

— Мы всю жизнь обманываем себя, это часть нашей природы. Человек, воспринимающий мир таким, какой он есть, неизбежно впадет в тоску.

Арон медленно покачал головой. Объяснение жреца было слишком… жреческим. Привыкнув заглядывать в души людей, они всему искали объяснения там, даже когда причина могла быть совсем в другом.

— Это единственная версия? — спросил он.

Жрец развел руками.

— Нет, есть и другая, но еще менее правдоподобная. Возможно, "призрак" тоже не желал слияния и отдал для него лишь часть своей сути, каким-то образом сумев зацепиться и остаться внутри вашей души. Но не представляю, как бы он сумел это сделать в практическом плане и почему тогда я не вижу ничего необычного.

Арон этого тоже не представлял.

"Есть еще и третье объяснение, — влез в мысли Арона сам предмет беседы, до того скромно молчавший. — Ты был так мною очарован, так искренне, по-братски, полюбил, что не захотел расставаться! И магия Тьмы выполнила твое желание."

"Очарован? — также мысленно прошипел Арон. — Полюбил? Да я бы размозжил тебе голову о ближайший камень, появись ты тут во плоти. Заткнись лучше!"

Прежний расхохотался — громко и искренне. Происходящее явно доставляло ему большое удовольствие.

Из Радоги Арон отправился не в столицу, а к своему замку, все еще закрытому куполом. Из державших осаду Светлых магов не осталось никого — они даже прибрали за собой, забрав все временные палатки и домики, зарастив травой выжженные проплешины на земле и даже засадив вырубленную на дрова просеку свежими саженцами. Все вместе это производило впечатление этакого молчаливого извинения: "Ошибочка вышла, господин хороший. Ты уж не держи на нас зла".

Арон похмыкал, все это рассматривая, потом вернулся в сам замок, пройдя сквозь купол. Своего создателя купол, естественно, пропустил. Снимать защиту, несмотря на изменившуюся ситуацию, Арон пока не собирался — в замке все еще хранилась как его личная казна, мало уступавшая императорской, так и собранные со всего мира артефакты. Расставаться с заложниками Арон тоже пока не спешил. Он отпустит их после коронации, после того, как родители живущих в замке детей будут вынуждены принести ему клятву верности. А пока не стоило лишать себя такого рычага воздействия на нобилей, готовых восстать в любой момент.

Пока Арон пересекал двор замка, кивая или лениво махая рукой в ответ на изумленные приветствия стражников и прислуги, мысли его вернулись к словам жреца о цвете души. Хоть она и не стала черной, как у Прежнего, но темно-серый цвет утешал слабо. И хуже всего было то, что Арон уже не мог сказать, какие из его нынешних мыслей и поступков были свойственны ему-настоящему, а какие вызвали бы отвращение или гнев. Прежде мерилом ему всегда служила совесть, но, похоже, у Прежнего она отсутствовала в принципе, так что после слияния его собственная тоже ослабла.

"Логика, интуиция и здравый смысл, — нравоучительно заметил Прежний, — вот чем надо руководствоваться в поступках. А совесть — ну к чему тебе эта глупость?"

Арон не ответил.

В своих покоях он подошел к зеркалу — тому самому, во всю стену высотой, способному отражать истинную суть вещей. Второе предположение жреца — о "призраке", за что-то сумевшем зацепиться — показалось ему достойным проверки.

В отражении над своим левым плечом Арон привычно поискал взглядом темную точку — остатки мертвого Изнаночника в его эррэ — и также привычно нашел. Вот только сейчас от точки во все стороны расходились почти невидимые очень тонкие нити, напоминающие нити паутины. Тянулись на несколько футов и пропадали.

"Твоих рук дело? — спросил Арон у Прежнего, но тот не ответил. — Ну тогда посмотрю сам."

Маг может войти в свое эррэ где угодно, но все же делать это лучше там, где, пока дух слит с магией, его тело будет хорошо защищено. И замок под куполом был, на взгляд Арона, более надежным местом, чем императорский дворец.

И вот он уже стоял внутри своего эррэ рядом с высохшей мумией Изнаночника, от которой действительно исходили многочисленные нити. Тонкие, но — Арон коснулся одной — невероятно крепкие, сотканные из Теней с вкраплениями всех подвластных ему стихий. Арон попробовал развоплотить нить — и тут же остановился, выругавшись. Части его Дара, соединенные в нити, оказались самой сутью каждой из стихий. Развоплотить все нити он мог, но это равнялось уничтожению собственной способности к магии.

— Так