Я не спросила. Сегодня не тот день… я была слишком издерганной, усталой и разочарованной.

Плюс я не очень хорошо соображала в тот момент.

Извиняться мне всегда было непросто, но сильная личность умеет признавать свои ошибки.

– Извини, что сорвалась… Я разозлилась из-за того, что ты не поехал, но поняла, почему ты так поступил. Просто мне не нравится, когда люди не держат своих обещаний, но это давняя история, к тебе она не имеет отношения.

Я заимствовала эти слова из лексикона Эйдена. Вдобавок он действительно не имел никакого отношения к тому, что произошло в минувшие выходные. Но об этом я не сказала.

В ответ он понимающе кивнул.

– Так что и ты меня прости. Я понимаю, как важна для тебя карьера.

Со вздохом я протянула ему руку.

– Друзья?

Прежде чем сжать мою руку, Эйден взглянул мне прямо в глаза.

– Друзья.

Затем взгляд его упал на мое запястье.

– Что, черт возьми, случилось с твоим запястьем?

Ё-моё, я сваляла дурака и забыла опустить рукав, который, как идиотка, поддернула вверх во время разговора с матерью. Я высвободила ладонь и ощутила знакомый прилив ярости, стекающий от шеи по позвоночнику при одном воспоминании об этом придурке – муже моей сестры.

Особенно о том, как он схватил меня за руку и поволок, когда я завопила на Сьюзи. Дорогая сестрица в очередной раз заявила, что жалеет о том, что не убила меня в детстве. Я сказала, что она потеряла остатки своего убогого умишка. Но не стала в миллионный раз спрашивать, почему она до такой степени ненавидит меня. Что такого я могла сделать в четыре года, чтобы стать ее заклятым врагом? Я злилась в основном на себя за то, что не предотвратила эту ситуацию. Впрочем, в тот момент, когда я подняла ногу, чтобы врезать муженьку моей сестры по яйцам, он ослабил стальную хватку, поэтому удар пришелся вскользь.

– Ничего…

Темные глаза сверкнули с такой силой, что, клянусь своей жизнью, у меня перехватило дыхание.

– Ванесса, – прорычал Эйден, осторожно приподнимая рукав. Над запястьем у меня красовался десятисантиметровый кровоподтек.

Я наблюдала, как Эйден разглядывал это дурацкое пятно.

– Я повздорила со своей сестрой.

Стоило ли скрывать от него, кто это был?

– Ее муженек немного распустил руки, а я попыталась ударить его коленом по яйцам.

Ноздри Эйдена раздулись, мускул на щеке дернулся.

– Муж твоей сестры?

– Да.

Щека дернулась опять.

– За что?

– Да глупости. Не имеет значения…

Неужели Эйден поперхнулся?

– Разумеется, имеет.

Его тон стал обманчиво мягким.

– Почему он это сделал?

Мне был знаком этот взгляд. Упрямый и жесткий. Он говорил, что спорить бесполезно. Но я не сошла с ума, чтобы распространяться о тернистых отношениях со своей старшей сестрой, которые годились для шоу Джерри Спрингера. Она сделала свой выбор много лет назад. Никто, кроме нее, не был в этом виноват. Сейчас она расхлебывает последствия. Мы выросли в одних и тех же условиях, ни у одной из нас не было чего-то больше или меньше, чем у другой. Поэтому я не испытывала чувства вины перед ней.

Вытерев руку о штанину, я выдохнула.

– Сестре не понравилось, как я на нее смотрела, и она начала орать, – объяснила я, опустив пару деталей и живописных слов. – Ее муж случайно услышал нашу «беседу»…

Сьюзи орала, что я стерва, а я в ответ назвала ее тупицей.

– И схватил меня за руку.

«Ты, долбаная сука, кто дал тебе право думать, что ты лучше меня?» – вопила она мне прямо в лицо.

Я отвечала, изо всех сил сдерживая ярость:

«Потому что я не та чертова задница, которая разрушает все, к чему бы ни прикоснулась. Поэтому я и думаю, что лучше тебя».

Мозолистые пальцы Эйдена неожиданно погладили кровоподтек. Он держал мою руку в колыбели своих ладоней, стоивших миллионы долларов. Тик на его щеке усилился. Запрокинув голову, я увидела жестко сомкнутую челюсть. Он громко, с усилием, вздохнул и, держа мою руку в кольце своего большого и указательного пальцев, спросил:

– Он попросил прощения?

– Нет. – Я неловко, очень неловко закашлялась.

Он сглотнул, этот звук шумом отозвался в моих ушах. В воздухе повисло неимоверное напряжение.

– Он ударил тебя?

И тут я поняла… я вспомнила, почему эта ситуация до такой степени задела его. Как, черт возьми, я могла забыть об этом?

* * *

Практически сразу после того, как я стала работать у парня, известного как Виннипегская Стена, мы поехали в Монреаль на одно благотворительное мероприятие. Потом Лесли – к тому времени он уже перебрался туда из Виннипега – пригласил нас с Эйденом поужинать с его семьей. В тот день Эйден был немного рассеян, но я подумала, что мне это кажется. Тогда я еще не знала его настолько хорошо, чтобы по малейшим изменениям мимики или оттенка голоса понимать, о чем он думает или что чувствует.

На ужине были Лесли, его жена, двое их сыновей и прелестный мальчишка, один из внуков. Четырехлетний парнишка все время перелезал с одних колен на другие и в какой-то момент, к моему ужасу, вскарабкался на руки к Эйдену. Малыш потянулся к его лицу и коснулся шрама, пересекающего линию волос. В свойственной детям манере он непринужденно спросил:

– Что с тобой случилось?

Я услышала ответ только потому, что сидела рядом, поскольку прозвучал он едва ли не шепотом:

– Я разозлил своего отца.

Тишина, наступившая после его слов, была оглушительной, душной и непреодолимой. Мальчик, по которому было видно, насколько его любят близкие, непонимающе смотрел на Эйдена: он явно не представлял, как так может быть. Глаза Эйдена скользнули в мою сторону, а я не успела ни отвести взгляда, ни сыграть дурочку. Он понял, что я все слышала.

Постаравшись отмахнуться от воспоминаний и признательности Эйдену за то, что он так близко к сердцу принял инцидент, случившийся со мной в Эль-Пасо, я уставилась на его бородку. Не хватало еще, чтобы он понял, о чем я думала.

– Нет, не ударил. Он же еще жив. – Я попыталась улыбнуться.

Эйден остался серьезным.

– Ты сказала кому-нибудь?

Я вздохнула и попыталась высвободить свою руку из рук Эйдена. Он не отпустил.

– Зачем? Все и так слышали.

– И они ничего не сказали?

Я пожала плечами:

– У нас не те отношения в семье.

Прозвучало это так же хреново, как было на самом деле.