Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Погодите! – останавливает нас Кай.
Он осторожно кладет голову Риссы на землю и встает между мной и Клайвом. Удушливый запах становится сильнее. Монстры приближаются. Пятьдесят футов, сорок…
– Дай мне зажигалку, – говорит он.
Клайв хмурится, но вытаскивает зажигалку из сломанного устройства и протягивает ее Каю.
– Держи ножи наготове, – говорит Кай мне, – чисто на всякий случай. А ты, Клайв, иди к сестре и будь готов бежать по моему приказу.
В его голосе прорезалась спокойная властность, которой я никогда раньше не замечала. Его слова не подразумевают возражений. Мы с Клайвом оба делаем то, что он говорит.
Кай делает шаг вперед. И начинает петь низким голосом. Слова навахо – мягкие и глубокие.
Он подпускает их ближе, на расстояние в двадцать футов[69]. Голос по-прежнему ровен.
Пятнадцать футов. Двенадцать.
И вдруг он щелкает зажигалкой, наклоняется над пламенем и дует.
Его дыхание улавливает огонь и заставляет его кружиться. Вихрь сначала маленький, затем растет. Становится высотой с ребенка, потом еще выше. Закручивается в циклон синих, оранжевых, желтых и красных оттенков, пока не разрастается до огромного огненного смерча, который становится все быстрее и быстрее. Пламя такое яркое, что я невольно отшатываюсь. Я пытаюсь устоять на месте, но инферно заставляет меня отступить. Я слышу пение Кая и тихие проклятия Клайва, пока все звуки не поглощаются огненным торнадо, которое само по себе начинает напоминать живое существо. Затем оно разворачивается и глотает атакующих тсэ наайее.
Они сгорают на месте. Пламя смещается вправо, оставляя за собой костры в виде пылающих мертвых тел. Они горят быстро, ярко и горячо, как сухой хворост. Плоть и кости превращаются в ничто до тех пор, пока в Рок-Спрингсе не остается никаких следов чудовищ.
Огонь исчезает так же быстро, как появился. Единственным признаком его существования остается пепел, лениво падающий на землю под дуновениями чуть заметного ветерка.
Несколько секунд мы молчим.
А потом Кай падает на колени и начинает задыхаться. Его лицо покрывается потом. Он тяжело дышит и пытается втянуть воздух, словно только что пробежал по открытой пустыне с полной выкладкой. Я хочу поднять его, но он отмахивается и продолжает сидеть на коленях, уперев руки в бедра и стараясь вдохнуть воздух в легкие.
– Что, черт возьми, это было? – доносится из-за спины голос Клайва, избавляя меня от необходимости самой задавать вопросы.
– Всего лишь немного ветра, – удается выдавить Каю. – Я даже не был уверен, что получится, но…
Но у него получилось. Никогда в жизни не видела ничего подобного. Даже когда была с Нейзгани. Теперь я начинаю понимать, что хотел сказать мне Тах.
– Погодный Путь… – шепчу я слова, предназначенные только для его ушей.
Он морщится, но не отвечает. Хотя я и сама не уверена, задала ли ему вопрос.
Ошеломленные, мы смотрим на то место, где совсем недавно были монстры.
Наконец Кай нарушает тягостное молчание.
– Надо отвезти Риссу домой, – говорит он и смотрит через плечо на меня и Клайва.
Клайв бросает на Кая немного странный взгляд. Что в нем? Уважение или страх? Но, как бы то ни было, он кивает и осторожно поднимает потерявшую сознание сестру. Я помогаю привязать Риссу частично к нему, частично к мотоциклу полосками ткани и веревкой, которую я отрезала от рухнувшей палатки. Затем он заводит мотоцикл и уезжает, а мы с Каем стоим и смотрим вслед, пока звук мотора не растворяется в ночной пустыне.
– С ней все будет в порядке, – тихо говорит Кай. – Эта мазь – антибиотик, но ей нужно еще наложить швы. И исцеляющая молитва не повредит. Главное, чтобы Клайв о ней позаботился, пока мы не вернемся.
– Что это было, Кай? – спрашиваю теперь я, когда мы остались одни.
Он смотрит вдаль, будто меня не слышит, но я знаю, что он прекрасно понял мой вопрос.
– Это Тах тебя научил?
Он смеется.
– Нет.
– Тогда что это? Какая-то магия буркеньо?
Он резко поворачивается и смотрит на меня.
– Я никогда не видела ничего подобного. Ты вызвал ветер.
– Ветер уже был, – объясняет он. Его дыхание нормализовалось, целительная суперспособность, безусловно, действует, но голос стал смертельно усталым. – Я просто… уговорил его стать чем-то бо́льшим. А огонь… появился отсюда. – Он поднимает и показывает мне зажигалку Клайва. – Я не могу создавать элементы с нуля, но если они уже есть… их можно уговорить.
– Это и есть Погодный Путь?
Он не отвечает. Между нами вырастает тишина и ветер – самый обычный ветер, который немного усилился и стал сотрясать палатки и нарядные флагштоки позади нас.
Я потираю руки, ощущая холод. Какой бы силой ни обладал Кай – целительной, чужеземной, клановой или комбинацией из всех трех, – его, скорее всего, будут больше бояться, чем боготворить. В глубине души я это понимаю. Тот, кто умеет создавать торнадо, способен разрушать целые города, и это опасно. А опасных людей следует контролировать. А если контролировать не получается, то лучше всего подавить. Неудивительно, что он хранит свои секреты.
– Как думаешь, они ушли? – спрашивает он.
– Я больше не чувствую запаха, – отвечаю я, на время оставляя тему о его способностях.
– Я тоже, – соглашается он. – Но это не значит, что они не смогут вернуться.
– Интересно, что случилось со здешними людьми? Здесь же нет ч’йидии, не так ли? Таких, как в Краун-Пойнте.
– Нет. Скорее всего, все попрятались, – отвечает он. – Наверное, это безопаснее, чем торчать здесь, как мы, представляя собой отличную мишень для всего, что может выскочить из-за хребта.
Наверное, он прав.
– Ты видела? – спрашивает он. – Такое чувство, что эти твари появляются из воздуха. Как думаешь, откуда они берутся? Кто их создает? И зачем?
Я вспоминаю след от удара молнии возле главного лагеря, и внутри меня начинает формироваться ужасное подозрение. Это кажется возмутительным, даже богохульным, но даже Тах намекал на это. Нейзгани думает не так, как смертные люди. И у него есть доступ к священным предметам, которые можно использовать для создания чудовищ. Внезапно меня пронизывает жуткий озноб.
Я пытаюсь стряхнуть его с себя. Всплескиваю руками и кручу шеей.
Кай смотрит, как я возвращаюсь к оставшемуся мотоциклу. Как перекидываю ногу, сажусь и надеваю очки. Пока я не готова делиться своими подозрениями. Они слишком возмутительны. И… убийственны.
– Поехали, – говорю я, все еще переживая от мысли, что нашим колдуном может оказаться сам Нейзгани.