Рядом с Аном себя поместила, произносит слово, что небеса наполняет (?);

Сестра моя, святая Нинмуг,

Забрала золотой резец (и) серебряный молот(ок) (?),

Стала старшей в ремесле по металлу,

[Рожденого] быть царем, что носит прочную диадему,

Рожденного повелевать, короною венчанного, отдал ты [в руки ее].

Сестра моя, святая Нидаба,

Взяла себе мерную жердь,

Укрепила ляпис-лазурную ленту (?) у себя на предплечье,

Оглашает великие ме,

Отмечает межи, устанавливает границы, – стала писарем в этих землях,

Ты в руки ей отдал пищу богов.

Нанше, владычица, владыка – праведный… пал к ее ногам —

Стала ведать рыбой в морях (?),

Рыбу, вкусную (и)…,

Поставляет она своему [отцу] Энлилю.

Со мной, [женщиной], почему обошелся иначе?

Я святая Инанна, в чем же мое старшинство?»

(Отсутствует примерно три строки.)

… его…,

«Энлиль (?)…,

Украсил (?) для тебя…,

Ты теперь одета в одежды (?) «сила юноши»,

Ты утвердила слова, что произносит «юноша»,

Ты отвечаешь за посох, палку и кнут овчара,

Дева Инанна, что, что еще дать нам тебе?

Битвы, набеги – ты оракулам (?) вложишь на них ответ,

Ты среди них, не будучи птицей арабу, дашь неблагоприятный ответ,

Ты свиваешь прямую нить,

Дева Инанна, распрямляешь круче [ную] нить,

Ты придумала форму одежд, ты нарядные носишь одежды,

Ты спряла пряжу маг, нить продела в веретено,

В… ты окрасила (?) многоцветную… нить.

Инанна, ты…,

Инанна, ты разрушила нерушимое, уничтожила неуничтожимое,

Ты заставила смолкнуть (?)… «тамбуринами (?) плача»,

Дева Инанна, ты вернула гимны тиги и адаб в их дом.

Ты, чьи почитатели не устают любоваться тобой,

Дева Инанна, ты, что дальние знаешь колодцы, веревки (?) крепежные;

Взгляните! Пришло половодье, земля ожила,

Пришло половодье Энлиля, земля ожила.

(Оставшиеся девятнадцать строк разрушены.)

Переходя от мифологии к эпосу, скажем, что шумеры, несомненно, были первыми творцами и разработчиками эпической литературы, состоящей из повествовательных героических сказаний, облеченных в поэтическую форму. Подобно древним грекам, индусам и тевтонцам, шумеры на ранних стадиях своей истории прошли через героический век, дух и атмосфера которого воспроизводятся в их эпической памяти. Побуждаемые жаждой славы и имени, столь характерной для правящего класса героической эпохи, цари и принцы держали бардов и менестрелей при дворах для сочинения повествовательных поэм или гимнов, прославляющих их приключения и достижения. Эти эпические гимны, преимущественно направленные на увеселение публики в ходе частых придворных праздников и пиршеств, вероятно, произносились речитативом под аккомпанемент арфы или лиры.

Ни один из ранних героических гимнов не дошел до нас в своей оригинальной форме, т. к. они создавались в ту пору, когда письменность была либо полностью неизвестна, либо, если известна, мало касалась неграмотных менестрелей. Письменные памятники эпоса Греции, Индии и Тевтонии относятся к гораздо более поздним периодам и представляют собой очень сложные литературные редакции, среди которых только малая часть содержит ранние гимны, и то в весьма измененной и расширенной форме. В Шумере, есть все основания полагать, некоторые из ранних героических песен были впервые записаны на глине через пять-шесть веков после окончания героического века и к тому времени претерпели значительные изменения в руках жрецов и писарей.

Письменный эпос трех индоевропейских героических веков обнаруживает ряд поразительно сходных черт в форме и содержании. Все поэмы касаются преимущественно личностей. Именно подвиги и деяния отдельных героев, а не судьба и слава государства или сообщества, становятся предметом внимания поэта. Тогда как сами искатели приключений являются, скорее всего, историческими личностями, поэт не смущается вводить неисторические мотивы и утверждения, такие, как преувеличение способностей героя, вещие сны и присутствие неземных существ. В стилистическом отношении эпическая поэма изобилует устойчивыми эпитетами, длинными повторами, повторяющимися формулами и описаниями, тяготеющими к непривычной нам избыточной детализации. Особенно характерно то, что во всех эпических произведениях значительное место отведено монологам. К шумерскому эпосу все это относится в той же степени, что и к греческому, индийскому и тевтонскому.

Справедливости ради следует сказать, что есть и немало существенных отличий шумерского эпического материала от греческого, индийского и тевтонского. Например, шумерская эпическая поэма представляет собой несколько самостоятельных, не связанных сюжетом и неравных по объему повестей, каждая из которых ограничивается единственным эпизодом. Задача объединить эти эпизоды и интегрировать в единое целое не ставится. Шумерский литературный материал практически не дает характеристики герою и не пытается проникнуть в его психологию. Герои представляют, скорее, обобщенный тип, недифференцированный, нежели персонифицированный.

Более того, отдельные события и сюжет соотносятся друг с другом довольно статичным и условным образом; здесь нет того пластичного, экспрессивного движения, столь характерного для поэм вроде гомеровских «Илиады» и «Одиссеи». Смертные женщины в шумерской литературе едва ли играют сколь-нибудь заметную роль, тогда как в индоевропейской эпической литературе им отводится весьма значительная партия. Наконец, что касается техники, то шумерский поэт достигает ритмического эффекта в основном путем вариаций и повторов. Ему абсолютно неведомо понятие метра и размера, которым в полную силу пользуется индоевропейский эпос. Несмотря на все эти отличия, вряд ли возможно, чтобы литературная форма, столь индивидуальная по стилю и средствам, как повествовательная поэзия, создавалась и развивалась независимо и в разные временные эпохи в Шумере, Греции, Индии и Северной Европе. Поскольку повествовательная поэзия шумеров оказывается все же самой старшей из всех четырех, есть вероятность того, что эпический жанр берет начало именно в Шумере, откуда затем распространился в соседние земли.

Сегодня мы можем назвать девять шумерских эпических сказаний, объем которых колеблется от чуть более ста до более шестисот строк. Две из них вращаются вокруг героя Энмеркара и могут называться «Энмеркар в стране Аратта» и «Энмеркар и Энсукушсиранна». Две другие сосредоточились вокруг героя по имени Лугальбанда, хотя и здесь мы встречаемся с Энмеркаром. Их можно озаглавить: «Лугальбанда и Энмеркар» и «Лугальбанда и Гора Хуррум». Остальные пять вращаются вокруг самого известного из шумерских героев, которому нет равных на всем Древнем Ближнем Востоке, – Гильгамеша. Две из них, «Гильгамеш и Бык Неба» и «Смерть Гильгамеша», дошли до нас в отрывках. Остальные три практически полностью сохранились. Это «Гильгамеш и Агга Киша», прославляющая Гильгамеша как патриота и «защитника царства»; «Гильгамеш и Страна Жизни», где он играет роль храброго победителя дракона, первого святого Георгия; и «Гильгамеш, Энкиду и нижний мир (загробное царство)», в котором он предстает как на редкость сложная личность: обходительный, отважный, деспотичный, великодушный, душевный, провидящий и любознательный.