ни за что не хочу ставить под удар нашу дружбу, которая нежданно-негаданно так украсила это лето.

Вечно твой друг,

Р.

Р. S. Я нашел это на рынке сегодня вечером и не смог устоять. Надеюсь, они пригодятся тебе зимой.

Видимо, Рик бросил этот сверток ночью через окошко для подачи еды. У меня щиплет глаза, когда я разворачиваю пару небесно-голубых носочков с очаровательным рисунком — кружащимися танцорами и танцовщицами. Я засовываю руки в их теплое шерстяное нутро. После уик-энда в роскошном поместье, после Ксавье — эти носки! Такой глупый и такой дорогой сердцу подарок!

Но ведь Рик показал мне фотографию Дженны в первый же час нашего знакомства. Эта записка — напоминание о том, что мы просто друзья, и как только Софи доберется до своего кузена, вся родня появится на его пороге с фамильным кольцом и будет умолять надеть это кольцо на палец Дженне. Я преуспела больше, чем он мог мечтать. Да и что я могла бы сказать? «Сожалею, что не увела тебя; сожалею, что увела парня у твоей кузины, но все не совсем так, как кажется; помню, ты велел мне держаться подальше от Ксавье, но…»

Мои пальцы касаются атласной коробки. На глаза попадается розовый пуант с переплетенными лентами, небрежно разбросанными по ковру. У меня перехватывает горло, взгляд устремляется на будильник, который так и не зазвонил.

— Просмотр!

Я опоздала. Через две минуты, запихнув в сиреневую сумку письмо, носки и одежду, я несусь по коридору к лестнице. Мое сердце слишком переполнено, чтобы помнить хоть о чем-нибудь, кроме необходимости попасть в балетную студию Сыту.

Пробегая мимо комнаты Рика, я слышу, что он говорит по-английски, тетушка Клэр истерично голосит на южноминьском: каждый из них сбивается на тот язык, на котором ему удобнее говорить, — мои родные делают так же, когда взволнованы или взвинчены. Голоса Софи я не слышу, но, возможно, она тоже там — стоит, уперев руки в бока, а Рик сидит на постели. Стыд разрывает мне грудь когтями. По крайней мере, я расчистила дорогу Дженне.

— Мы просто притворялись, — говорит Рик, когда я прохожу мимо его комнаты. — Пожалуйста, не вини ее. Она мне помогала…

— Рик, нет! — шепчу я. — Ты все испортил!

Потом я мчусь вниз по изогнутой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Глава 23

Солнце светит прямо над головой, когда я, с трудом переводя дыхание, добираюсь до балетной студии Сыту. Ощущая на плечах тяжесть гнетущего страха, вваливаюсь внутрь. Промокшая от пота рубашка прилипла к груди. Но когда я оказываюсь в комнате с выцветшими розовыми обоями и прохладным кондиционированным воздухом и уши улавливают звуки «Лебединого озера», ощущение надежного пристанища окутывает меня, словно мягкое одеяло. Я спешу навстречу музыке.

Знакомые балетные афиши — «Коппелия», «Щелкунчик» — кажутся банальными после коллекционных редкостей тетушки Клэр. Но этот предательский шепот стихает, когда мой взгляд останавливается на фигуре мадам Сыту: в студийном зеркале во всю стену отражается ее спина в темно-бордовом трико с низким вырезом. Красивый молодой человек с аккуратно подстриженными черными волосами исполняет перед мадам потрясающий прыжок с вращением, раскинув руки и закручивая ноги, а девушка в белом трико плавно скользит вокруг него. Это принц Зигфрид, с помощью которого просматривают претенденток на роль Одетты. Я буду умолять мадам втиснуть меня куда-нибудь. Если она потребует, останусь после отбора.

Бросившись в раздевалку, я вытряхиваю содержимое сумки и, прежде чем дверь успевает захлопнуться, уже держу в руке колготки. Однако дверь снова распахивается, чтобы впустить мадам Сыту. Ее блестящие черные волосы собраны в привычный изящный шиньон на затылке. Трико туго обтягивает прямые плечи и маленькую грудь.

— Мадам, пожалуйста, простите…

— Тебе здесь больше не рады.

Губы преподавательницы, обычно мягкие и нежные, поджаты и напоминают сморщенное яблоко.

— Мне очень жаль, что я опоздала, — срываются с моих губ извинения. — Я надеялась…

Она хватает сиреневую сумку и запихивает мои вещи обратно. Я слышу, как рвется записка Рика.

— Пожалуйста, мадам! — восклицаю я, но она хватает меня за руку и практически тащит через приемную, а я беспомощно лепечу что-то в свое оправдание. Твердая рука, которая показывала, как держать диафрагму, теперь терзает мои мышцы, будто когтистая лапа. Возможно, она не хочет отдавать роль Одетты девушке, которая опоздала на целый час, но зачем же меня прогонять?

— Пожалуйста, я не по…

— Юные ученицы должны беречь нашу репутацию. Мы не можем позволить кому бы то ни было запятнать ее. Даже девице из Америки.

Она швыряет меня в дверь, словно грязную тряпку, и пихает мне в живот мою сумку.

— Яне могу выступить хотя бы в кордебалете? — кричу я.

— Уходите, мисс Ван. — Мадам Сыту широко распахивает дверь. — Не заставляйте меня вызывать охрану.

— Охрану? — Я вцепляюсь в свою сумку, ударяюсь о дверной косяк и снова оказываюсь под палящим солнцем. — Тут, должно быть, какая-то ошибка.

Мадам Сыту бросает мне фотографию размером с бумажник. Я пытаюсь поймать снимок, но мне это не удается. Он падает на цемент.

— Не знаю, как там в американских студиях, мисс Ван, но мы в Тайбэе так не работаем. Прошу вас больше сюда не приходить. И вашу подругу тоже.

Подругу?

Я наклоняюсь, чтобы дрожащей рукой подобрать фотографию. Это снимок девушки.

Девушки на белом фоне, кроме которого в ее прямоугольном мире ничего нет. Пальцы рук, опущенных вдоль тела, раскрыты веером. Она смотрит на меня, нахально вздернув подбородок, темно-красные губы соблазнительно приоткрылись, завитки черных волос взметнулись вверх, демонстрируя каждый изгиб тела, от шеи до жеманно поднятой лодыжки, — и то, что находится между ними.

Из мира словно высосали весь кислород. Это снимок с моей фотосессии. По-видимому, утром, пока я спала, Софи забрала его из фотостудии и прислала сюда.

Раздается скрип двери, закрываемой мадам Сыту. Я обеими руками хватаюсь за край дверного полотна.

— Подождите! Пожалуйста, позвольте мне все объяснить!

Но преподавательница захлопывает дверь у меня перед носом, и мне ничего не остается, как отдернуть пальцы.

* * *

У меня нет наличных, поэтому до лагеря мне приходится брести пешком битых два часа. Я потеряла недельную плату за обучение в студии Сыту, но не осмелилась требовать деньги назад. Ноги у меня тяжелые, точно бетонные блоки волнорезов на морском берегу. Мимо проносятся мопеды, обдавая меня облаками пыли. Карман рубашки оттопыривается из-за смятой фотографии, на которую я не в силах посмотреть. Мне не терпится поговорить с Ксавье после вчерашнего, но я не