– Антуан, – представился негр и шагнул вперед с протянутой рукой, но Крокодилыч внимания на него не обратил, продолжая смотреть на Германа.

– Ну что? Слона я разыскал по вашему приказанию, – сказал он. – Можем хоть сейчас, если есть время.

Светлана и Антуан с крайним удивлением взирали на Германа и его знакомого.

– Герман Иванович, мы пойдем? – сказала Светлана.

И Герман отпустил их кивком.

– Поехали! – сказал Крокодилыч.

Транспорт его стоял здесь же, среди “жигулей” и “Волг”, – старенький мотоцикл с коляской. Крокодилыч усадил Германа, ударил ногой по стартеру – поехали.

Возле магазина торчала компания: двое парней и с ними улыбчивый старичок. Все трое обернулись на шум мотоцикла.

– Слонова не видели, ребята?

– Кого?

– Слонова, ну Слона!

– В зоопарке! – хохотнул старичок. Но Иван Корнилович шуток не любил.

– Слушай, ты! Некогда. Давай найди мне его! Слона сюда, быстро!

– А вы кто, милиция?

– Вот-вот. Давай!

И старичок, бросив парней, послушно отправился за Слоновым.

Они не заставили себя ждать: Слонов, он же Слон, вслед за старичком вышел из магазина с оттопыренным карманом, очень грузный, больше похожий на бегемота, чем на слона.

– Ку-ку, ребята, – сказал он, приблизившись.

– Садись-ка в коляску, – пригласил Иван Корнилович. Но Слон прежде решил поздороваться как подобает.

– Здравствуй, командир! – приветствовал он Германа. – Здравствуй, Крокодилыч! – И пожал каждому руку.

– Садись, садись.

– Куда вы его? С бутылкой? – забеспокоился старичок.

– Отдай, – сказал Герман.

Слон нехотя опорожнил карман, отдал бутылку старичку.

– Что, ребята? – спросил, послушно поместившись в коляске. – Куда везете?

– Повестку получил?

– В суд. На алименты.

– С тобой серьезно.

– Ну получил. Что? Так меня ж не возьмут. Я, ребята, дошел совсем. Видите, какой толстый.

– Ничего, похудеешь, – пообещал Иван Корнилович, направляя мотоцикл в сторону от шоссе, в переулок.

– Так я что, я готов! – вдруг согласился Слон. – Снаряд, подносчик! Есть! Замковой! Наводка тридцать три! Заряжающий! Готов!

– Хватит тебе.

– Огонь! – не унимался Слон, трясясь в коляске.

Озирались прохожие.

– Всё, отставить, – сказал Герман, и Слон вдруг послушался и замолчал.

Свернули на тихую булыжную улочку с заборами, палисадниками по обе стороны. Въехали в открытые ворота, во двор, где уже стояли “Волга”-такси и “москвич”.

– За мной! – сказал Иван Корнилович и, спрыгнув с мотоцикла, направился по дорожке в глубь участка. За домом был гараж, оттуда доносились голоса.

– Лучше поздно, чем никогда! – сказал Третий парк. И вместе с Султаном поднялся навстречу вошедшим.

– Гера, я не хочу, чтоб ты уезжал, – говорила жена, собирая чемодан. – Славик совсем от рук отбился, даже не знаю, в лагерь его посылать – совсем разболтается. Мама твоя приезжает – что с ней делать? И у меня отпуск: брать не брать? Мы же что-то намечали с тобой…

– Намечали, да, – хмуро отозвался Герман. – Ну куда рубашки-то? Зачем мне там рубашки?

– Дело твое, конечно, но можно было как-то отбиться, я не верю, что ничего нельзя сделать в этих случаях, ты просто не старался!

– Ну как же не старался?

– Вот так. Тебе нравится такая жизнь.

– Какая – такая? – вяло возражал Герман. – Ты плохо себе представляешь. Это ж не на гулянку. По сто километров в душных машинах, по песку, по грязи. Ничего себе отдых!

– Тогда я тебя не понимаю. Лев Сергеевич – один его звонок, что ж, ты ему уже не нужен, что ли?

– Нужен.

– Парад планет – тоже ведь не шутка.

– Конечно, – соглашался Герман. – Не надо столько, я же тебе твержу. Лучше платки положи, платков побольше. Трубка моя где?

– Не знаю, где твоя трубка.

– Что, опять Славик?

– Не знаю, я ее год не видела.

– Там мать этого оболтуса, Свиридова, деньги занесет, я с них не брал за шесть уроков…

Жена вдруг застыла над закрытым чемоданом.

– Слушай, если ты правду говоришь – за тебя просили и безрезультатно, то это значит… это очень плохо, Гера! Ты не думал об этом?

– Ну думал, и что?

– Ушлют вас куда-нибудь далеко. И вообще, мне это не нравится. А вдруг…

– Что?.. Да нет, успокойся. – Он весело обнял ее за плечи. – Успокойся. Ничего не будет.

– Я тебя провожу.

– Зачем?

Это могло ему присниться в кресле у телевизора: залитый солнцем плац, солдатский строй, замерший по команде; сам он, Герман Иванович Костин, лейтенант Костин, подтянутый, бравый офицер, делает шаг к шеренге и, приставив ладонь к виску, громким чужим голосом произносит: “Здравствуйте, товарищи!” Но не приснилось – именно так все и произошло лишь сутки спустя. Именно так: Костин с каменным лицом поздоровался, щелкнул каблуками начищенных до блеска сапог, и через мгновение – побольше воздуха в легкие! – строй грянул вразнобой, но с энтузиазмом:

– Здравия желаем, товарищ лейтенант!

И ни ухмылок не было, ни разговорчиков, пока стояли в строю, – все они стояли навытяжку, не совсем уже молодые люди, отцы семейств…

Все происходило по уставу, очень серьезно, а если они и подыгрывали слегка, то лишь в назидание новеньким, что затесались в их ряды.

– Не все приветствуют, не все, – отметил Иван Корнилович, он же Крокодилыч, он же сержант Пухов, присматриваясь к стоящему с отсутствующим видом бойцу в очках. – Еще раз!

– Здрав-жла, товарищ лейтенант! – дружно рявкнул строй.

– Вольно! – скомандовал Костин, придирчиво оглядывая подчиненных.

Заметил непорядок.

– Рядовой Слонов, подтянитесь. Гимнастерку застегните.

– Есть! – бодро отвечал Слон, ныне рядовой Слонов.

– И вы, товарищ! – обратился Костин к одному из новеньких. – Станьте как положено. Вольно не значит расхлябанно.

– Слушаюсь, – робко отвечал человек в очках.

Лейтенант Костин выдержал паузу и продолжал твердо:

– В ближайшие дни наш взвод примет участие в учениях в составе части. Быть готовыми, привести в порядок обмундирование, закрепленное за каждым оружие, инструмент, материальную часть… Вот пока всё.