И снова я содрогнулся.

Вспомнив что-то, Каирпре улыбнулся своим мыслям.

– Но мне кажется, ее любимыми книгами все-таки были сборники греческих мифов.

– Это правда? – воскликнул я. – Ты клянешься, что это правда?

– Истинная правда.

– Она так мало рассказывала мне. Она не сказала мне даже своего имени! Она называла себя Бранвен.

Каирпре обернулся к высокой полке, уставленной книгами.

– Как это похоже на нее – выбрать себе имя из сказаний. Но мне грустно слышать, что она выбрала такую трагическую легенду.

– «Увы, горе мне, что я родилась», – процитировал я.

Поэт пристально взглянул на меня.

– Значит, тебе знакомо это сказание?

– Я знаю его. – Губы мои задрожали. – Но я не знал ее. Совсем не знал. Она так мало говорила о себе, что я отказывался…

Меня душили слезы, и я начал негромко всхлипывать. Поэт смотрел на меня сочувственно, как человек, знакомый с болью. Но он не пытался меня утешать – он просто дал мне выплакаться столько времени, сколько было нужно.

Наконец, я хриплым шепотом закончил:

– Я отказывался называть ее матушкой.

Каирпре какое-то время молчал. Затем задал мне простой вопрос:

– Она любила тебя?

Я поднял голову и медленно кивнул.

– Да.

– Тогда ты все-таки знал ее. Ты знал ее не хуже, чем себя самого.

Я вытер лицо рукавом.

– Возможно. Но мне почему-то так не кажется. А ты не можешь рассказать мне что-нибудь… о моем отце?

Во взгляде Каирпре появилось какое-то непонятное, отстраненное выражение.

– Твой отец был замечательным юношей. Сильным, волевым, страстным. Страстей и жара полон был, горел в душе его юношеский пыл. Нет, размер хромает. Надо попробовать еще раз. Живой и полный страсти, нет страха пред несчастьем. Вот, так-то лучше. На нашем древнейшем языке его имя означает Древолаз, потому что в детстве он обожал залезать на деревья. Иногда он забирался на верхушку высокого дерева и любовался грозой, пока ураган раскачивал ветви.

Я рассмеялся – я прекрасно понимал, о чем речь, даже лучше поэта.

– Но все же, мне кажется, детство Древолаза было далеко не счастливым. Его мать, Олвен, была дочерью моря, одним из тех существ, которых люди Земли зовут «морские люди», а жители Финкайры предпочитают звать «народом моря». Поэтому он – подобно тебе – был рожден со странным влечением к океанским глубинам. Но Олвен слишком рано пришлось отправиться в Долгий Путь.

– Я уже слышал об этом Долгом Пути.

– И он действительно долог. И труден, если верить «Победам Дагды». Если, конечно, ты не принадлежишь к числу избранных, которые попадают в Мир Иной сразу после смерти. Но это происходит редко, очень редко.

– Ты говорил о моем отце.

– Ах, да. Твой отец. Поскольку Олвен умерла, когда он был совсем маленьким, его воспитал его собственный отец, житель Финкайры по имени Туата[31], сын Финварры. Тот Туата был мудрецом, волшебником и могущественным человеком. Говорят, что даже великий бог Дагда иногда посещал его дом, чтобы посоветоваться о важных делах. Но увы, у этого волшебника оставалось очень мало времени на внука. И еще меньше времени он стал уделять мальчику, когда обнаружил – твоему отцу было тогда примерно столько же лет, сколько тебе, – что он лишен магического дара. «Силы», как называл это Туата.

Я сглотнул ком в горле; я знал, что эти способности отнюдь не дар, а проклятие. Я вспомнил пророчество деда, переданное мне Бранвен… то есть Элен, моей матерью. Что однажды она произведет на свет сына, который будет обладать еще большим могуществом, чем он сам. «Его магические способности будут происходить из глубоких, неведомых источников». Какая глупость! Возможно, он и был великим волшебником, но на этот раз совершил ошибку.

– Однако жизнь твоего отца переменилась после того, как во время одного из своих путешествий на Землю он встретил Элен. Они сильно полюбили друг друга. И, несмотря на то, что это происходит редко, и почти всегда заканчивается плохо, эти мужчина и женщина из разных миров поженились. Элен переехала жить на Финкайру. И ее любовь дала твоему отцу новое мужество, новое спокойствие. Воистину любовь сильна, и чудеса творит она. Какое-то время они были очень счастливы, но, к сожалению, это продолжалось недолго.

Ухватившись за край табурета, на котором много лет назад сидела моя мать, я наклонился вперед.

– Что произошло?

Лицо Каирпре, и без того серьезное, стало угрюмым.

– Отец твой, – заговорил он, но замолчал и откашлялся. – Отец твой принадлежал к приближенным Стангмара. Когда злой дух Рита Гавр, давно точивший зубы на Финкайру, начал привлекать короля на свою сторону, твой отец присутствовал при этом. И он, подобно остальным придворным, скоро попал в беду. В ту же беду, что в конце концов свалилась на короля, да и на всю Финкайру.

– А мой отец не пытался сопротивляться Рита Гавру? Он не пытался отговорить короля заключить с ним союз?

– Если и пытался, у него ничего не получилось. – Поэт вздохнул. – Ты должен понять вот что. Рита Гавр хитер, он поймал в свои сети немало хороших людей. Твой отец был лишь одним из многих.

Я словно окаменел.

– Итак, мой отец способствовал наступлению Мрака на Финкайре.

– Это и верно, и неверно. Вина лежит на каждом из нас.

– Как это?

При этом болезненном воспоминании Каирпре поморщился.

– Видишь ли, все это произошло не сразу, а постепенно. Так медленно, что ни один человек не смог сообразить, что происходит – а потом было уже слишком поздно. Никто, кроме самого Стангмара, не понимает, как именно все началось. Все остальные знают лишь, что Рита Гавр предложил защитить короля, когда тот был в опасности. Если бы король тогда отказался, он, а вместе с ним и Финкайра, якобы оказались бы под угрозой гибели. Должно быть, Рита Гавр все очень тщательно рассчитал, устроил так, что король не смог отвергнуть его помощь. И король действительно согласился связать с ним свою судьбу.

Поэт прервал свое повествование, чтобы стряхнуть с белого воротника маленькую бурую ночную бабочку, затем осторожно посадил насекомое на кучу книг, возвышавшуюся около его табурета.

– Это, казалось бы, его личное решение явилось причиной вереницы несчастий, которые посыпались на нас одно за другим. Когда Рита Гавр убедил Стангмара в том, что враги устроили заговор с целью свергнуть его, король заключил роковой союз с боевыми гоблинами и призраками-оборотнями. И они вылезли из темных щелей, где прятались прежде! Затем поползли слухи, будто великаны, древнейшие обитатели Финкайры, ни с того ни с сего ополчились на короля. Но не только на короля, и на всех нас. Поэтому немногие были против, когда Стангмар объявил охоту на великанов. Большинству людей великаны всегда казались… какими-то не такими. Тех из нас, кто возражал, подняли на смех или заставили замолчать силой. Дальше Стангмар, поверив предупреждениям Рита Гавра, начал кампанию по уничтожению всех своих противников – и конфискации Сокровищ Финкайры, которые якобы могли попасть в руки врагов.