– Где и когда? – рявкнул гоблин.

Человек снова помолчал. Я размышлял о том, не стоит ли мне вскочить и рвануться прочь – может, мне удастся опередить врагов.

– Несколько часов назад, – ответил крестьянин. – Он пошел вниз по течению. К морю.

– Смотри, не ошибись, – прохрипел гоблин.

– Я не ошибаюсь, а еще у меня нет времени с вами болтать. До заката мне нужно закончить эту канаву.

– Ха! Этому старому саду твоя канава уже не поможет.

Другой гоблин, с более низким голосом, произносивший слова медленно, вступил в разговор.

– Почему бы не срубить здесь несколько деревьев, чтобы облегчить бедняге работу?

Вся шайка зашлась в хохоте.

– Нет, – объявил первый гоблин. – Если хотим поймать пленника до заката, надо поторапливаться.

– А что они сделали с этой дурой-девчонкой? – спросил какой-то гоблин, когда стражники, топая сапожищами, собрались уходить.

Я высунул голову из кучи листьев, но не успел услышать ответ. Я уловил лишь слова «короля» и «лучше бы подохнуть».

Я отряхнул с туники землю.

Грубые голоса гоблинов стихли вдали, и в конце концов их заглушил шум реки; я выполз из своего укрытия. Взглянув на человека, я произнес:

– Я очень благодарен тебе. Очень благодарен.

Человек воткнул лопату в рыхлую землю и протянул мне могучую руку.

– Мое имя Хонн, дружище. Я, конечно, простой работник и умею только копать канавы, но я сразу вижу, кто хороший человек, а кто – нет. Любой, кому не нравятся эти жабы-переростки вон там, на дороге – мой друг.

Я взял руку крестьянина, и моя ладонь почти утонула в ней.

– Меня зовут Эмрис. – Я поддал ногой кучу грязи, лежавшую рядом. – А там мой храбрый спутник, Шим.

Шим высунулся из-под листьев, выплюнул изо рта землю и злобно уставился на меня.

– Сейчас нам пора идти, – сказал я. – У нас впереди долгое путешествие.

– И куда вы направляетесь?

Я сделал глубокий вдох.

– В замок короля.

– Неужели в Черный замок, парень?

– Да.

Хонн недоверчиво покачал головой. Я заметил его уши – треугольные, заостренные сверху, почти полностью скрытые густыми каштановыми волосами.

– Черный замок, – пробормотал он. – Где заперты Семь Разумных Орудий, выкованные много веков назад. Я помню время, когда они принадлежали людям. А теперь они принадлежат только королю! Плуг, который сам пашет поле… Мотыга, которая сама рыхлит посевы… пила, которая пилит не больше дров, чем нужно человеку…

Он вдруг опомнился.

– Зачем вы идете туда?

– Чтобы спасти одного человека. Друга.

Хонн уставился на меня, как на сумасшедшего.

– Ты можешь сказать мне, где находится этот замок?

Человек поднял лопату и указал в сторону Темных холмов.

– Вам туда. Больше я ничего не могу тебе сказать, приятель, кроме одного: передумай, пока не поздно.

– Не могу.

Он с жалостью посмотрел на меня и нахмурился.

– Мы с тобой незнакомы, Эмрис. Но да пребудет с тобой вся удача, какая еще осталась на Финкайре.

Хонн потянулся к рубахе, лежавшей на краю канавы, и вытащил из кармана старый кинжал с узким клинком. Повертел его в руке и отдал мне.

– Держи. Тебе это пригодится больше.

Я шагал по пустынной равнине, по направлению к вздымавшимся на горизонте волнам Темных холмов. Мешочек с травами казался тяжелее – теперь там лежал кинжал Хонна. Безводная, высохшая земля хрустела под моими башмаками, посох стучал по ней, словно по камням. Узловатый наконечник посоха часто касался моего плеча, и до меня доносился слабый запах смолы.

Шим, ворча себе под нос насчет безумия, старался не отставать от меня. Но я не замедлял шага, чтобы дождаться его. У нас не было времени. В ушах у меня звучали слова гоблина: «лучше бы подохнуть».

Несмотря на траву, острую, как лезвия, чахлые кусты и рощицы корявых деревьев, умудрявшихся выживать на бесплодной земле, основными цветами на равнине, протянувшейся до темного горизонта, были тускло-серый и бурый, цвет ржавчины. Несколько раз я оглядывался на исчезавшие позади зеленые холмы Леса Друма, пытаясь вызвать в памяти образы деревьев и цветов. Солнце садилось у нас за спиной, тени наши становились длиннее.

Я заметил в отдалении группу темных деревьев с облетевшими листьями. Приблизившись, я понял, что ошибался. То, что я принял за стволы и ветви, оказалось на самом деле скелетами домов и конюшен – останками деревни, похожей на Каэр Ведвид. Здесь не осталось ни людей, ни животных. Большинство зданий было сожжено дотла. Каменные стены были разрушены. У засыпанной пеплом дороги, проходившей через деревню, валялись обломки колыбели. Ни одного жителя не осталось здесь, чтобы рассказать нам, почему была уничтожена эта деревня.

Мы двигались все вперед, к Темным холмам. Хотя я напрягал и слух, и магическое зрение в поисках гоблинов, но никого не видел. Однако радоваться было рано. Небо на западе уже розовело. Я знал, что через час наступит ночь. И мог только представлять себе, что за существа рыщут по этой равнине после заката.

Тем временем, Шим все больше отставал от меня. Он постоянно останавливался, чтобы отдохнуть, а я торопил его. Силы изменяли ему, как и мое зрение – мне. Я решил, что нужно найти себе какое-то укрытие до темноты, хотя мне очень хотелось идти дальше. Но где его искать? В пустынной местности совершенно негде было приютиться.

Мы продолжали ковылять вверх и вниз по склонам невысоких пологих холмов, пересекавших местность. Тени удлинялись, и вместе с ними росли мои страхи. Откуда-то слышался странный вой, похожий не то на волчьи голоса, не то на завывание ветра. Несмотря на мои просьбы, Шим совсем отстал.

Наконец, поднявшись на вершину очередного холма, я заметил внизу какую-то деревню. Улицы были освещены теплым желтым светом факелов, в невысоких глинобитных хижинах пылали очаги. У меня слюнки потекли, когда я услышал запах горящих дров, смешанный с ароматом свежевыпеченного хлеба.

Подошел Шим, и мы обменялись взглядами. Затем, издав радостный вопль, «великан» бросился бежать вниз, к деревенским воротам. Я устремился за ним, спотыкаясь, но с новой надеждой в душе.

Когда мы приблизились, человек, сидевший на земле у ворот, вскочил на ноги. Он был высоким и худым, и в руке он держал копье. Одежду его составляла грубая туника. Густая черная борода скрывала большую часть лица. Но самой поразительной чертой его были необыкновенно большие черные глаза. Даже в сумерках они светились каким-то зловещим светом. Однако я не мог избавиться от мысли, будто свет этот порожден не разумом, а страхом. И еще я увидел в них безумие, как во взгляде животного, перепуганного до смерти.