Вот теперь уж Максим точно не знал, что ответить. И скорее из упрямства, а не следуя логике, сказал:

— Но хоть про отца-то своего могла…

— Да ты гордиться должен, что она промолчала про бизнесмена Зарецкого! Сам подумай. Мы сейчас при капитализме живем. Знаешь, сколько хлыщей пытались за ней ухаживать. Из-за денег папиных. Так она их с ходу отбривала, в полсекунды. А тут, знаешь, как приятно чувствовать, что ты, только ты, кому-то нужен, а не отцов бизнес и деньги. Ну что все молчишь?

Неожиданно Максим улыбнулся:

— Знаешь, я только сейчас понял фразу: «Если женщина неправа, попроси у нее прощения…».

А Кармелита в это время спала, и снился ей Максим. Причем в ее сне Максим спал. Сладко так, беззащитно, трогательно, по-детски… А в это время какая-то темная фигура начала подбираться к нему. Сцена получалась точь-в-точь, как в «Гамлете», когда бродячие актеры по просьбе принца разыграли сцену отравления короля — отца Гамлета. Только злая фигура подбиралась не с ядом в стекляшке, а… а… Что же у него там в руке? Нож!

Но кто это?

Во сне бывает так трудно всмотреться и узнать того, кто снится! Но тут фигура попала в луч света. И Кармелита сразу узнала…

Это Миро!

Он хочет убить Максима. Надо что-то делать. Нужно как-то спасти его! Но как? Кармелита попробовала крикнуть — не получилось. Войти в сон или хотя бы пошевелиться… Нет!

Как часто во сне мы беззащитны, словно в жизни.

Или получилось?

Миро из сна встревожился, чего-то испугался и выронил нож. Раздался звон. Нож разбился. Так значит, это все же был не нож, а стекляшка с ядом! А звон продолжался и продолжался.

Кармелита проснулась. Звонил телефон. Сонная, нащупала трубку, поднесла ее к уху.

— Алло… — и услышала счастливый голос Светы.

— Але, Кармелита, это я! Ну что, ликуй! Я все устроила.

— Кто? Что устроила? — еще не совсем проснувшись, спросила Кармелита.

— Всё! Максим совсем не против с тобой встретиться и поговорить. Прямо сейчас. Совсем скоро. Я ему все объяснила! Ты меня слышишь? Приезжай…

Не зная, что сказать, Кармелита замерла с трубкой в руке. А Света все кричала:

— Але, Кармелита? Але…

Вошла Земфира. Вот ведь двужильная! Кармелита молодая, а умаялась выхаживать бабушку, приносить и уносить тазики, воду. Свалилась спать. А Земфира все это время дежурила с Рубиной. И сейчас пришла сказать, что та зовет внучку.

Кармелита вошла в комнату, которую Баро отвел для Рубины. Та лежала с закрытыми глазами. Кармелита аккуратненько полуприсела-полулегла рядом.

— Бабушка, ты спишь?

— Нет, милая, не сплю… — Рубина открыла глаза.

— Как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше. Иду на поправку.

— Ну, слава богу. Я же знала, что с тобой ничего плохого не случится.

— Случилось бы, если б не ты с Земфирой.

Кармелита украдкой посмотрела на часы. Рубина заметила это.

— Бабушка, а правда тебе уже совсем хорошо?

— Что? Идти надо?

— Да. Очень нужно, — серьезно и даже хмуро сказала Кармелита.

— Куда?

— Нужно встретиться с одним человеком…

— А отец этого человека знает?

— Знает… Но вот о том, что я пойду, ему лучше не знать…

— Я ничего не скажу, — улыбнулась Рубина.

— Бабушка, а ты не обманываешь? Тебе точно хорошо?

— Конечно… А потом, здесь же Земфира, если что. В общем, не волнуйся.

— Ты у меня цыганское золото! Спасибо тебе.

— Нет, это ты у меня золотая. Только, бабушка…

— Что, моя красавица?

— Ты не выдавай меня, ладно? Ни отцу, никому…

— Я твоих секретов никому и никогда не выдавала, — сказала Рубина очень серьезно.

— Ну все, я пошла.

И выскользнула из дома. Да так, что ни Баро, ни Земфира не заметили.

Земфира как раз зашла в кабинет к Рамиру, рассказать, как чувствует себя Рубина. Вид у нее был совершенно домашний, хозяйственный. Посмотрев на нее, Зарецкий вспомнил Раду. От этого стало почему-то стыдно. Дважды стыдно: и перед Радой, и перед Земфирой. Баро начал разговор, так и не разобравшись в своих чувствах.

— Ну, Земфира, спасибо тебе за помощь, за внимание к Рубине. В табор тебя с почетом отвезут. Сейчас водителя позову.

Земфира все поняла, улыбнулась понимающе. Ох уж эти мужчины! То ничего не боятся, то пугливей зайца…

— Хочешь сказать: задержалась я у тебя? Пора и честь знать?

— Зачем же так, Земфира. Ты сама понимаешь…

— Конечно. Рубине уже намного лучше…

— Да, я думаю, теперь Кармелита и сама справится. В табор тебе пора, а то скажут про нас с тобой невесть что. Зачем нам эти разговоры?

— Да, конечно, сплетни нам не нужны. Но Рубина для меня как мать. Про это в таборе каждый знает.

— Так ведь ты ее не на произвол судьбы оставляешь! За ней будет хороший уход, внимание, забота… Что еще нужно больному человеку?

— Так-то оно так… Только… Кармелита неопытная. Да и ты в лекарстве, я думаю, не большой мастак. В общем, ты не волнуйся. Я у тебя не загощусь. Еще часа два-три присмотрю за Рубиной — и поеду в табор… Баро!

Баро… Баро — не Рамир…

— Спасибо, Земфира. Хорошо, что поняла.

Цыганка молча вышла из кабинета. В этот раз ей совсем не хотелось называть его Рамиром.

И только Зарецкий принялся за бумаги, как новый гость.

Отворяй ворота — Сашка пришел!

— Можно?

— Входи.

— Баро, я насчет кладбища. Моя очередь. Ну, я, в общем, поехал. С конюшней ты не волнуйся. Я там помощникам все сказал…

— Сашка, я думаю, туда больше никто с бульдозером не сунется. Так что не надо дежурить. Отдыхай.

Сашка явно расстроился:

— Минуточку! А как же могилы предков?

— Слушай, друг, я тебя что-то не понимаю. Что на набережную, что на кладбище… То тебя туда силком тянешь, а потом ты к ним, как муха к меду, прилипаешь! Уж не свидание ли у тебя там?

Сашка закашлялся от возмущения:

— Какое свидание, Баро, на кладбище? Постыдился бы! Могилы предков…

— Ладно, ладно… «Могилы предков»… Знаю я тебя…

— Да нет, я серьезно. Рано еще снимать дежурство! Не пожалеть бы потом… Стыдно ведь будет.

— Хорошо, сегодня ночку подежурь, — распорядился Зарецкий. — А там посмотрим…