Макс застыл в недоумении.

* * *

Света открыла дверь, и Кармелита незаметно скользнула в ее комнату. Только такие предосторожности оказались зряшными. Форса, как обычно, не было дома.

Но похоже, что и Максима не было.

— А где Максим? — удивилась цыганка. — Он что, еще не пришел? Послушай, а он на меня еще сердится?

— Да нет. Я же ему все объяснила. Он все понял.

— Нет, если его до сих пор еще нет, значит, не все понял. Я оставила бабушку, ничего не сказала отцу, прибежала сюда. А теперь еще должна сидеть тут и ждать его! А вдруг меня дома хватятся?!.. Ладно, рассказывай, что ты ему сказала?

— Я сказала, что ты совершенно не хотела ему врать. Что если бы он спросил, ты бы тотчас сказала, кто твой отец…

— Не сказала бы.

— Ну не сказала бы, какая разница. Ведь он же тебя все равно не спрашивал?

— Нет.

— Вот и хорошо. Если никогда никого ни о чем не спрашивать, то никому и врать не придется, — подвела итог Света и засобиралась.

— Э-э, Свет, ты куда? Не уходи…

— Как не уходи — третий лишний. Ты что, не понимаешь? Представь на минуточку: вы сидите, разговариваете, и тут я! Здрасьте — приехали! Он придет, вы поговорите, все будет хорошо, а тут и я приду.

— А вдруг он опять разозлится. Вот тут-то ты мне и поможешь.

— Интересно, в чем это я тебе помогу? Он что, начнет к тебе приставать?

— Ага, как бы не так! Он знает, какая у меня рука тяжелая. Свет, ну подожди!

— Ну как ребенок малый. Так, подруга! Я сейчас выйду куплю чего-нибудь к чаю и вернусь. Все будет хорошо. Сиди и жди. Удачи!

Кармелита осталась одна.

* * *

Сколько раз в жизни говорили: не нужно бояться. Потому что как только начнешь чего-то бояться, так это и произойдет.

Увидев, что Рубина чувствует себя хорошо, Земфира собралась уезжать. Хотела оставить последние распоряжения Кармелите, но не нашла ее. Спросила у Рубины — та ответила, что не знает, где внучка. Пошла к Баро. Он, услыхав, что дочка неизвестно где, совсем взбеленился. И тут же побежал обратно к Рубине.

Зашел, правда, тихонько (больная все же).

Рубина улыбнулась ему:

— Спасибо, что зашел. Не забываешь старуху.

Баро тоже улыбнулся. Но выдержки хватило ненадолго. И он с ходу ляпнул:

— Где она?

— Земфира? — слукавила Рубина. — Даже не знаю. Вроде только что была здесь, потом к тебе пошла…

— Нет! Я говорю о Кармелите. Где она?

— Баро, о чем ты? Я же спала и ничего не видела.

— Я знаю, что она не дома! Куда она ушла?

— Не дома? Надо же…

— Рубина, не доводи меня! Где моя дочь? Не поверю, что она ушла и не сказала тебе, куда.

Рубина невинно покачала головой — нет, не сказала.

— Значит, ничего не знаешь?

— Ничего!

— Ну смотрите, женщины! Если узнаю, что ты покрываешь Кармелиту, тогда вам обеим не поздоровится.

Уходя, Баро буквально испепелил Рубину ненавидящим взглядом. Он был в бешенстве. Мало того, что дочка ушла без спросу, так еще и с Земфирой теперь придется обратный ход давать. То отсылал ее в табор, а теперь нужно будет просить, чтоб осталась.

Рубина же посмотрела ему вслед с улыбкой. Кармелита никуда не денется, найдется. А вот Земфире радость будет — еще на немножко задержаться в доме Рамира.

* * *

Сашка почему-то был уверен, что предки снисходительно отнеслись бы к его жизнелюбию. И более того, они бы даже улыбнулись по-доброму, когда б увидели, что они с Марго вытворяли в склепе.

— Какой же ты, Сашка, все же горячий… — сказала Маргоша, отдышавшись и укрывшись попоной, которую конюх притащил со своего рабочего места. — Никак в себя не приду…

— А то! Мы, цыгане, все можем, — прихвастнул Сашка. — И коня объездить, и бабу потешить!

Посмеялись.

— Ох, так бы всю жизнь с тобой провела.

— На кладбище что ль?

Опять посмеялись.

— Зачем же на кладбище-то? Дома, на пуховой перине, — ответила Марго.

И тут Сашке стало не до смеха:

— Что ты имеешь в виду? На что намекаешь?

— На то, что хватит по чуланам да по склепам маяться. А, Сашка? Может, съедемся? Чтобы дом, чтобы семья, чтобы детки…

— Да, на пуховой перине поудобней, конечно, — Сашка, как всегда, безошибочно выделил главное. — Но вообще-то мы вместе быть не можем.

— Как это не можем? Мы ведь сейчас уже вместе.

— Это другое.

— Другое? Какое другое? Это значит, как по ночам вот здесь шастать — это хорошо, а как если я хочу, чтоб дом, семья, детки, так он сразу: «дело другое»!

— Ничего ты не понимаешь, глупая…

— Нет-нет. Все я понимаю. Вот что я тебе скажу — мне это надоело, по ночам по кладбищу шастать. Я тоже человек, у меня тоже нервы есть!

— А больше шастать и не придется. Сегодня последняя ночь у нас с тобой, Маргоша.

— Как последняя?

— Все, сворачиваем дежурство. Мир у нас с Астаховым.

— Мир?

— Ага.

— Вот и празднуй свой мир. Милуйся тут с кем хочешь.

— Да что с тобой? Что произошло? Ты обиделась, что ли? Ну не могу я на тебе жениться, не поймут меня цыгане. Закон такой! Понимаешь — закон!

— Закон?! Вот и живи со своим законом, а я пошла.

— Я, между прочим, сегодня специально отпросился на дежурство из-за тебя. А ты бросаешь меня тут одного? На кладбище!

— Ой, что ты брешешь, специально отпросился из-за меня! Скажи, просто боишься один на кладбище сидеть!

— Да ничего я не боюсь.

— Цыган великий! Посмотрите на него. На кладбище один боится сидеть! Сиди тут один со своим законом, а я пошла.

— Ну и ладно! Подумаешь! Как будто я никогда не был на кладбище. Один.

Вот чертова баба. Сбежала! А ведь и вправду страшно стало, не по себе. Съел бутерброд, выпил пива, чуть полегчало. Да после любовных забав и разморило. Прикорнул…

И тут раздались страшные воющие звуки. Сашка спросонья схватился за фонарик. Нету его. А снаружи уже совсем темно. Только какой-то страшный силуэт колышется. И вдруг в глаза ударил слепящий свет. И вместе с ним громовое:

— Вставай, Александр, я за тобой пришла!!!

— А ты кто? — едва слышно спросил Сашка.

— Это я, Судьба твоя!