Потому что в седой древности, когда только появились великие драконы — двухсущностные крылатые ящеры, не существовало ни священников, ни глав муниципальных образований. Попросту некому было проводить церемонию венчания или регистрации брака.

А вот сокровищница у каждого дракона уже в те времена была обязательно! Неважно, что там хранилось — золото, мумифицированный труп врага или исполинские обглоданные кости местного аналога мамонта. С течением времени вкусы драконьего общества могли меняться, а сокровищница постоянно пополнялась.

Так вот. По древнему обычаю дракон, вступая в брак, отдает САМОЕ ДОРОГОЕ — право наложить хищную лапку на его сокровищницу. Именно это и происходит на торжественном оглашении, то есть помолвке.

Огнем, кровью и клятвой.

После чего избранница дракона считается его женой.

Сейчас, конечно, уже изменилось многое, и все это происходит не наедине в пещере на голых камнях, а при стечении большого количества гостей. И даже обросло множеством маленьких красивых ритуалов, появились обязательные свидетели и поручители. Ибо времена накладывают отпечаток.

Но суть осталась прежней.

* * *

Рон торжественно вел её в центр того самого зала, где она впервые проснулась, закутанная в пыльную штору. А вокруг все сияло и искрилось. Горели все люстры, настенные светильники и напольные канделябры. Кругом цветы, бантики и… вздохи зависти. Вике казалось, что местные дамы просто съедят её глазами, а главное, ведь не понять — за что?

А впереди ждал его величество Дуайр. Король сейчас выглядел торжественно и чуточку отстраненно. Ронар остановился в десяти шагах и повернулся к Вике. Взгляд у него был такой странный, как будто он намерен броситься с обрыва в пропасть. Она даже слегка занервничала, а он чуть пожал её ладонь и шепнул:

— Сейчас.

Мужчина сглотнул, ноздри дрогнули. Потом он оставил её, отошел и занял место рядом с королем. А её сразу же взял за руку Лакард. В тот момент Вика от волнения не сразу заметила это. Поняла, только когда он повел её туда, где ждали Рон с королем.

Но вот они встали друг против друга.

И церемония оглашения началась.

Рон произносил древние слова клятвы, а Дуайр через слово кивал и говорил:

— Подтверждаю.

И все это время старый камердинер, преисполнившись важности, держал её за руку. Когда Рон закончил, все уставились на нее.

— А мне что делать??? — шепнула она панически.

— О, мондье!.. — старик вытаращил глаза и тут же засветился улыбкой. — Просто скажите «да», мадам.

— Э…

— Вика, — с затаенной тревогой в голосе спросил Рон. — Ты согласна?

— Ах это? Да. Да, я согласна!

— Тогда дай мне руку.

И вот тут-то оно и началось.

Им обоим разрезали ладони и соединили так, чтобы кровь смешалась. Потом Рон пошептал что-то, и порез на её ладони вспыхнул огнем. Вика взвизгнула и уже хотела отнять руку, но он сказал:

— Потерпи, это недолго.

Это действительно оказалось совсем недолго. Ранка затянулась на глазах, а на её ладони образовалась огненная печать, которая потом впиталась и погасла. Вика еще удивленно смотрела на свою руку, а Рон уже прижимал её к себе и шептал на ухо:

— Ну, вот и все. Ты теперь герцогиня Меррийская. Моя жена.

«Как все?! — хотелось воскликнуть. — А кольцо?!»

Потом подумала — ладно, этот несносный, не воспитуемый и неотразимый чешуйчатый мачо только что подарил ей целую сокровищницу!

Правда, оно ей не было нужно, достаточно было одного букетика ромашек.

Но сокровищницу она решила тоже проинспектировать. Но после.

Потому что сейчас в зале уже разносили игристое и объявили танцы.

* * *

А в это время у Лакарда было еще дело, тоже достаточно важное.

Райдеры в бегах

Вопрос был важный, серьезный и безотлагательный.

Ибо. Было бы крайним легкомыслием оставить в тылу разъяренную фурию и надеяться потом жить долго и счастливо. По сути это все равно что усесться на дикобраза или на готовый взорваться фейерверк. Впечатлений потом будет много и самых разнообразных. А камердинер Камвелов имел некие планы на будущее, для осуществления которых нужна была тихая и спокойная жизнь.

К тому же, хотя бы просто из соображений мужской солидарности, он не мог вот так взять и бросить на произвол судьбы двух пострадавших райдеров. И, в конце концов, не мог же Лакард, великолепный организатор и повар от Бога, допустить, чтобы кто-то из его гостей остался без обеда! Даже если эти гости в данный момент были в самом незавидном положении.

В этих вопросах старый мудрый экспериментатор обычно руководствовался принципом — делай доброе дело и бросай его в воду, когда-нибудь выплывет.

* * *

Не сразу, но мессирам Герту и Мэриту все-таки удалось оторваться. И теперь они засели в скалах недалеко от реки, за которой и проходила граница. Но они не смели ни шагу ступить, ни даже носа высунуть, потому что где-то поблизости по берегу, словно призрак неотвратимого возмездия, разгуливала Исабель.

Ну и сам по себе этот последний шаг сделать было трудно.

Ведь перейти границу значило навсегда объявить себя изгоем. Угробить безвозвратно славу райдеров и оставить на произвол судьбы самое дорогое — сокровищницу. Да, у каждого дракона сокровищница запиралась кровью. Но мало ли умельцев на свете? Мало ли?!

В общем, все это было опасно, требовало времени на размышление и определенного мужества. И темноты. Под покровом ночи можно было попытаться проскользнуть мимо разъяренного чудовища.

Однако до темноты было еще далеко. Мессиры сидели в своем укрытии понурые, у них от голода подвело животы. И вдруг поблизости раздалось странное пыхтение и знакомое:

— О, мондье!..

У обоих райдеров мороз по коже подрал. Вскочили с вытаращенными глазами, ища, куда бы сбежать! Но в их убежище среди скал уже протиснулся Лакард. По счастью, он был один, без погони, и тащил большую корзину. Герт и Мэрит уставились на него, не понимая, что происходит. А старичок поставил корзину на землю, стал деловито расстилать салфетку и вытаскивать на нее еду в судочках. Потом взглянул на них и проговорил:

— Мессиры, прошу. Крабы. И чиппики.

Багровый и сизый драконы чуть не прослезились. Потом они ели и всхлипывали, а Лакард успокаивающе бормотал:

— Ну, ничего страшного, молодежи свойственно ошибаться. Поживете пока на нелегальном положении, отработаете, мессиры. Лет эдак пять.

И похлопал их по плечам. При этом оба вздрогнули и жалобно на него уставились.

— Сначала отработаете. А потом попробуем вернуть вас обществу.