— Слава богу, все благополучно закончилось! — Счастливая Катя наконец заперла входную дверь. — Давайте, что ли, выпьем чаю? У меня печенье, кажется, есть и конфеты… Отметим, так сказать, посидим за столом…

— Тебе бы только за столом посидеть, — проворчала Жанна. — Что ты собираешься отмечать?

— Но как же? Валек выписался из больницы. Ладно, пусть не совсем выписался, но, по крайней мере, он дома!

— Вот если бы мы нашли камень, — мечтательно воздел глаза к небу Ованес. — Вот был бы повод для праздника!

— Камень должен быть где-то здесь, — нахмурился Слон. — Минский мог спрятать его только в этой квартире. — Он огляделся. — Но найти здесь такую маленькую вещь просто нереально. Ты меня, Валек, конечно, извини, но такой кавардак, как у тебя в квартире, я вижу впервые в жизни!

— Катюша, может быть, ты вспомнишь, что здесь делал тот человек? — Профессор повернулся к жене. — Тот, что выдавал себя за врача. Я, честно говоря, чувствовал себя так плохо, что ничего не помню. Все как в тумане.

— Он осмотрел тебя, потом пошел в ванную вымыть руки, а потом ушел через черный ход.

— Постой! — оживился профессор. — В ванную, говоришь?

Он устремился к двери ванной комнаты. Остальные последовали за ним.

Ванная в квартире профессора была просторной, так что места хватило всем. Заинтригованные, гости наблюдали за действиями Валентина Петровича.

— Дом у нас старый, — бормотал тот, водя рукой по кафельной стене. — Я здесь живу с самого детства и тогда еще нашел этот тайник. Вот только интересно, как его мог найти посторонний человек, да еще так быстро. Я и то сразу не могу…

— Какой тайник? — удивилась Катя. — Ты мне не рассказывал ни о каком тайнике.

— У каждого мужчины должны быть свои маленькие секреты! — ехидно ввернула Жанна.

— Честно говоря, Катюша, я о нем просто забыл. А этот Минский здесь долго пробыл?

— Вообще-то да, — старательно вспоминала Катерина. — Я еще подумала, какой аккуратный доктор, как тщательно моет руки.

— Аккуратность — это хорошо, — пробормотал профессор, простукивая стену. — Где же он? Ага! — Он осторожно вынул одну плитку кафеля. За ней оказалась небольшая ниша, в которой стояла жестяная коробка из-под чая.

— Что это? — Катя протянула руку к коробочке, но Валентин Петрович уже схватил это сокровище и прижал к груди.

— Надо же! — растроганно воскликнул он. — Я спрятал ее… сколько же прошло лет? Я тогда учился в третьем классе! А потом совсем о ней забыл! Надо же, она так и пролежала здесь все эти годы!

— Что там у вас? — придвинулся к профессору Ованес. — Камня нет?

— Сейчас посмотрю. — Профессор бережно открыл коробочку.

Внутри лежали стеклянный шарик, оловянный солдатик в ярко раскрашенном мундире, значок ДОСААФ, точилка для карандашей в форме слоника…

— Надо же! Эту точилку я выменял у Вовки Топталова на десять фантиков…

— А камень? Камень там? — не унимался Ованес.

— Да, кажется, он здесь. — Профессор достал из жестяной коробочки небольшой плоский камень с вырезанной на нем печатью. — Это то, что вы искали?

— Да! — Ованес молитвенно сложил руки и от восторга перешел на армянский.

Осознав, что окружающие его не понимают, он перевел сам себя на русский:

— Двести поколений моих предков в благоговении взирают на эту реликвию! Эту печать держал в руках Тигран Великий, он прикладывал ее к своим указам и повелениям в те дни, когда Великая Армения простиралась от Черного моря до Красного, когда персидские владыки платили ему дань, когда армянские полки остановили легионы гордого римского полководца Красса…

— Я очень рад, что вы нашли этот камень, — довольно равнодушно проговорил Валентин Петрович. Он прижимал к груди точилку в форме слоника, и все остальное его не интересовало.

— Я, конечно, прошу прощения, — вмешался Слон. — Великая Армения, римские легионы… Тиграна Второго я тоже уважаю, судя по всему, авторитетный был мужчина… Короче, я понимаю вашу радость, но камень-то мой! Нам с вами, уважаемый, нужно решить вопрос оплаты.

— Ах да, конечно! — спохватился Ованес. — Как честный человек, я никогда не отказываюсь от своих обещаний. Разумеется, я вам заплачу. Но, учитывая, что все пошло не совсем по сценарию и камень я получил не от вас… Кроме того, мне пришлось пережить несколько неприятных моментов. Словом, вопрос цены, думаю, стоит обсудить еще раз.

— Ах ты жук! — разозлился Слон. — Говорили мне, что с тобой не стоит связываться — обязательно надуешь! Это ведь реликвия, разве за нее можно торговаться?

— Друзья, друзья! Не будем ссориться! — Катя вклинилась между ними. — Пойдемте за стол! Теперь у нас действительно есть что отпраздновать.

Прошло несколько месяцев. История с камнем благополучно забылась: Слон и Ованес полюбовно договорились, и заокеанский гость отбыл в свою Америку. Все восемь часов в самолете он поминутно прикладывал руку к нагрудному карману — там хранилась священная печать царя Тиграна Великого.

Беатриче Левоновна пережила очередное разочарование — ей снова не удалось пристроить Жанночку за приличного небедного человека. Однако она быстро утешилась: не в ее характере было поддаваться унынию и опускать руки перед трудностями.

Слон был очень благодарен профессору за помощь в трудном деле с камнем. Эту помощь он оценил в изрядную сумму, правда, взял с профессора слово, что тот потратит эти деньги на ремонт квартиры. Валентин Петрович отбыл на очередной конгресс, а Катерину хватило только на то, чтобы поставить новую железную дверь вместо старой простреленной.

Вообще у профессора после приключений в оранжерее основательно изменились некоторые привычки. Во-первых, он бросил свое вегетарианство и стал есть мясо, чему Катерина была очень рада. Во-вторых, он пару раз рявкнул на генеральшу Недужную, когда та по своему обыкновению попыталась сказать очередную гадость о его жене.

Надо сказать, что после того, как ее окатило паром, у генеральши несколько поубавилось желания быть в ответе за все и совать нос в чужие дела, однако ее силы быстро восстанавливаются.

В кулуарах международного конгресса по африканистике царило необычайное оживление. Почтенные ученые с пеной у рта обсуждали сенсационный доклад петербургского профессора Кряквина.

— Мне кажется, уважаемый коллега Кряквин утратил научную принципиальность, — говорил московский ученый Лисицын-Занзибарский, держа за пуговицу профессора из Нижнего Новгорода Необчихайло. — Утверждать, что низшие приматы способны мыслить и обмениваться сообщениями, могут только неоперившиеся первокурсники!

— Вы не правы, — басил в ответ нижегородец. — Даже первокурснику известно, что вульгарные мартышки не способны к высшей нервной деятельности. Конечно, если это успевающий первокурсник!