— Заказывать что-нибудь будете? — раздался рядом мелодичный голос.

Ашот обернулся.

У его столика стояла официантка, худенькая смуглая девушка в индийском сари. Между глаз у нее виднелось красное пятнышко.

Меню пестрело совершенно непонятными словами:

«Бхайджас из лука — 90»

«Алупатра — 87»

«Кима матар — 102»

«Самоса — 85»

«Аллу-хоул — 98».

Наконец Ашоту удалось отыскать более-менее понятное блюдо:

«Кофе по-пенджабски — 35».

«С ума сойти — тридцать пять рублей за чашку кофе! Вот это цены! Но что поделаешь, в конце концов, это я могу себе позволить», — подумал Ашот, у которого в кармане лежало пятьдесят рублей на непредвиденные расходы.

— Пожалуйста, кофе по-пенджабски, — бросил он с видом знатока.

Девушка кивнула и исчезла.

Ашот снова уставился на Ованеса поверх меню.

Тот лениво ковырялся в тарелке с чем-то оранжевым и то и дело поглядывал в сторону двери.

Не было сомнений, что заокеанский ловелас поджидает рыжую соблазнительницу.

Однако когда дверь наконец распахнулась, на пороге вместо полной, безвкусно одетой женщины появился мужчина с темными вьющимися волосами.

Не задумываясь, незнакомец направился к столику Ованеса Степановича.

Ашот испытал горькое разочарование.

Он потратил время, бензин, деньги — и все впустую! Американский гость приехал сюда вовсе не на тайное любовное свидание, а на деловую встречу.

Ованес Степанович Невсесян перелистал меню. Оно выглядело впечатляюще.

Разумеется, как настоящий патриот, он предпочитал традиционную армянскую кухню, к которой его приучили с детства. Но к кулинарным традициям других народов Востока он относился с уважением, тем более что в «Пенджабе» классическая индийская кухня была представлена лучшими образцами.

Да, сегодня он пришел сюда не ради гастрономических удовольствий, у него важное дело. Но почему бы не объединить приятное с полезным?

Ованес заказал цыпленка из тандура и алупатру по-пенджабски и внимательно осмотрел зал.

Помещение было обставлено резной индийской мебелью, на взгляд Ованеса, чересчур тяжелой и темной. Вообще он уже не первый раз замечал, что здесь, в России, многие подобные заведения пытаются поразить клиентов роскошью. Да и цены в здешних ресторанах заметно превосходили цены в Нью-Йорке и Париже.

В этот утренний час в ресторане было пусто, только за угловым столиком сидел, уткнувшись в меню, какой-то мужчина.

Ованес размечтался. Еще немного, и он получит тот камень, ради которого совершил эту дальнюю и опасную поездку, реликвию, священную для всех армян. А вдобавок он увидит очаровательную женщину, с которой встретился у дальних родственников. Все складывалось просто восхитительно.

Правда, звонок Минского показался ему несколько странным. Тот говорил как-то неуверенно, заикался, то и дело переходил на шепот и так и не смог объяснить, почему сорвалась их первая встреча.

Официантка подошла к столику Ованеса с тарелками и соусниками. Нежное мясо цыпленка было поджарено идеально, источало волнующий аромат базилика и буквально таяло во рту.

Дверь ресторана отворилась, и на пороге появился плотный мужчина с темными курчавыми волосами. Походкой уверенного в себе человека он направился к столу Ованеса.

— Борис Минский. — Он представился и присел за стол.

Ованес Степанович, не отвечая на приветствие, выжидательно уставился на гостя.

— Ах да!.. — Тот суетливо принялся шарить по карманам, наконец достал половинку фотографии и положил на стол.

Ованес достал вторую и сложил обе половинки вместе. Они совпали. Конечно, он в этом и не сомневался, потому что на половинке, которую принес Минский, был его собственный отец Степан Невсесян.

Двое мужчин стояли, обнявшись, на берегу широкой реки. Выцветший черно-белый снимок ничего не говорил о том далеком лете с его жарой, но мужчин вполне можно было узнать. Степан Невсесян немного покровительственно поглядывал на Сему Минского. Он и тогда в Ростове был более удачливым, более ловким, более заметным.

Ованес переводил взгляд с фотографии на сидящего перед ним человека.

Тот был не слишком похож на Семена. Только волосы, такие же темные курчавые волосы. Впрочем, не всегда сын бывает похож на отца.

Он вспоминал далекое ростовское детство. Пару раз он встречался с Борей Минским, сыном отцовского друга. Перед глазами возник большеглазый кудрявый увалень… Он или не он?

— Здравствуй, Борис! — Ованес протянул руку.

Минский привстал и быстро схватил протянутую руку, как будто ему бросили спасательный круг.

Нет, определенно он Ованесу не нравился. Эти бегающие глазки, суетливые движения, бисеринки пота на лбу… То, что он не пришел на первую встречу, тоже выглядело очень подозрительно.

— Ты похож на отца, — соврал Ованес, пристально глядя на Бориса. — Просто одно лицо!

— Да? — Тот удивился и покосился на фотографию. — Не знаю, многие говорили, что я в маму…

— Ладно, это неважно. — Ованес понизил голос. — Как обстоит дело с тем?.. Ты знаешь, о чем я.

Собеседник Ованеса подобрался, придвинулся ближе:

— Все в порядке! Но прежде я должен убедиться, что ты приготовил всю сумму.

— Деньги я переведу на счет, как мы договаривались. Сначала покажи мне камень.

— Что же ты думаешь, я хожу по городу с такой бесценной вещью? Давай договоримся на один из ближайших дней.

— А почему бы не сделать это прямо сегодня?

— Сегодня? — В голосе Минского был испуг. — Нет, мне нужно время, я должен забрать камень из тайника. Не волнуйся, буквально один-два дня…

— Вот как? — Ованес постучал пальцами по столу.

Все это ему не нравилось.

Стараясь не выдать беспокойства, он снова взглянул на фотографию.

— А ты помнишь Ростов? — проговорил он мечтательно. — Помнишь, какую рыбу ловили в Темернике? Бычки клевали на пустой крючок! Мы их не успевали вытаскивать!

— Очень смутно, — смущенно проговорил Минский, — я ведь тогда был совсем пацан…

— Да, действительно, — протянул Ованес, — что может запомнить маленький ребенок…

Отец Ованеса в свое время перебрался сначала в Ливан к армянским родственникам, а после в Америку, но из родного города он иногда получал весточки и знал, что Семен Минский до середины 1970-х годов жил в Ростове на Дмитриевской улице. Его сын Борис должен хорошо помнить Ростов-на-Дону. Что-то в его словах явно не сходится. И эти бегающие глаза…