подумала, что вам следует знать. На тот случай, если это приведет их на скамью подсудимых.

– Я всего лишь писала правду. Разве это преступление? Я рассказала все как есть. Никто не защитит нас, если мы сами этого не сделаем.

– Улоф Хагстрём находится в коме, – сообщила Эйра, – врачи не знают, выживет ли он.

– Если бы я знала, что вы явитесь с обвинениями в мой адрес, я бы ни за что не пришла сюда. Я даже Патрику ничего не сказала. Он считает, что вы нас преследуете. Мы не обязаны страдать из-за того, что, возможно, когда-то натворил его отец. В данной ситуации вы обязаны предложить нам поддержку, а не мучить своими глупыми обвинениями.

– Я вас не обвиняю. Я просто задаю вопросы.

Софи Нюдален поглядела на свои наручные часы. Мощная вещь из розового золота.

– Простите, но мне уже пора забирать детей.

Отель, в котором она остановилась, находился в Старом городе[9] – минимальных размеров номер со спартанской обстановкой, всё, что она могла себе позволить на бюджет полиции. Из единственного окна открывался вид на темный переулок, зато оконная ниша была такой глубокой, что в ней можно было сидеть. Снаружи веяло теплой сыростью, доносилось журчание голосов туристов. Эйра просматривала в телефоне номера трех-четырех стокгольмских друзей, которым она могла позвонить. Возможно, увидеться за бокалом вина, доложить, как продвигается карьера, как личная жизнь и прочее и прочее. Странно, но подобные встречи больше утомляли ее, чем радовали. Она слегка подрастеряла своих столичных знакомых, когда вернулась обратно в родные края, и до сих пор не наладила связь с друзьями, которые оставались у нее дома, из-за чего ее социальная жизнь находилась в подвешенном состоянии между «тогда» и «теперь».

Но разве само это понятие не кажется несколько тяжеловесным? Социальная жизнь – звучит так, словно это не настоящая жизнь, а нечто, что следует планировать, выстраивать, зарабатывать.

Решив плюнуть на это дело, Эйра сбросила с себя потную рубашку и прилегла на кровать, открыв на своем телефоне приложение «Свидания». Система автоматически выискивала одиночек в заданном радиусе действия, из-за чего Эйра немедленно отключила эту функцию, когда вернулась обратно домой. В течение нескольких последующих часов приложение обнаружило трех ее знакомых еще со школьной скамьи, одного подозреваемого, в задержании которого она принимала участие, и одного сотрудника, который обслуживал компьютеры в полицейском участке, где она работала.

Иногда, оказываясь в Умео или, вот как сейчас, в Стокгольме, Эйра открывала это приложение, после чего сидела и совершенно анонимно листала снимки мужчин ее возраста плюс-минус пять лет. Иногда она даже встречалась с кем-нибудь из тех, кому необязательно было знать, что она работает в полиции.

Только на одну ночь, так что она не успевала спутать это с любовью.

Ее взгляд скользнул по двадцатому по счету лицу. Двое выглядели ничего так, вполне симпатично. Она написала обоим, но предпочла не отвечать.

Вместо этого она набрала номер сестры Улофа Хагстрёма.

Ингела Берг Хайдер взяла трубку после второго гудка.

– Я на совещании, – тихо сказала она.

– Хорошо, тогда вы можете перезвонить позже.

– Нет, погодите, – характер голосов на заднем плане резко изменился. Послышался стук закрывшейся двери. Должно быть, женщина вышла в коридор.

– По новостям передавали, что вы арестовали человека, – сказала она. – Это он сделал?

– Уголовное дело еще не возбуждено. Расследование продолжается. Большего я сказать не могу, – ответила Эйра.

– Зачем же вы тогда звоните, если не можете ничего сказать?

Нет красивых слов, чтобы сообщить о таком, ничего достаточно смягчающего или стоящего.

– Судмедэксперты вчера отдали тело вашего отца.

– И что это значит? Что я должна забрать его? Не выйдет.

– Нет-нет, я только имела в виду, что все следственные процедуры окончены. Это означает, что вы можете начинать планировать погребение.

– Мы? Кто это «мы»? – Ингела Берг Хайдер повысила голос – уровень стресса в нем явно зашкаливал. – Я даже не знаю, как он хотел, чтобы его похоронили. Не думаю, что он ходил в церковь, он не был верующим… Да и кто придет?

– Нет никакой спешки, – заверила ее Эйра. – Если вы свяжетесь с похоронным бюро, то они возьмут все заботы на себя.

Но Ингела, казалось, ее не слушала.

– А хозяйка съемной квартиры Улофа названивает мне почти каждый день и грозится снести все его вещи на свалку, если я не приеду и не заберу их, а потом присылает мне счет. Да куда я дену его вещи? У меня даже машины нет! А с другой стороны, вдруг он очнется, а все, что у него было, окажется выброшенным на помойку – кого тогда он, по-вашему, станет проклинать?

Ингела прерывисто дышала, расхаживая взад-вперед по коридору. Мягкие ковры заглушали звук ее шагов.

– Не понимаю, почему Улоф не убрался оттуда? Почему остался в месте, где все его ненавидят?

– Мы собирались заехать к нему и еще раз допросить, но из-за большой занятости не успели. Я сама не знаю, почему он остался.

– Человека тянет обратно к его корням, – проговорила Ингела. – Пытаешься все бросить, но не выходит. Уезжаешь за полсотни миль и строишь свою жизнь на новом месте, хорошую жизнь, скажу я вам, у меня есть работа, у меня есть дети, все в полном порядке. Я взяла девичью фамилию моей матери – Берг, я вышла замуж за Хайдера, я вылезла из этого дерьма. Вот здорово-то! Так мне казалось. А теперь на меня свалились похороны и сожженный дом, мой брат находится в коме в Умео, и все дергают меня и мучают пустыми разговорами, страховое общество запрашивает бумаги, а его вещи собираются вышвырнуть на свалку, и я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что моего отца больше нет в живых – просто не получается. Я так редко думала о нем, пока он был жив.

Эйра закрыла приложение, которое выискало еще одну кандидатуру.

– Я сейчас в Стокгольме, – сказала она. – Я возьму напрокат машину и сама отвезу вас туда.

Ингела Берг Хайдер ждала на парковке перед зданием телецентра. Эйра никогда бы ее не узнала, если бы в своем время не видела ее собственными глазами. Все же в ней осталось что-то от той семнадцатилетней девушки, за которой она подглядывала из-за кустов еще ребенком.

Выкрашенные в черный цвет волосы, стильная короткая стрижка, пиджак мужского покроя с оранжевым шарфом на талии. В ушах покачивалась пара серег в форме гитар.

– Но я все равно не знаю, что мне делать с вещами, – сказала Ингела. – Мы живем в трехкомнатной квартире.