Одиночество, пустота, притворство, стыд, страх… Что он делает? Что это значит? Слезы все норовят выплеснуться из глаз, я громко выдыхаю и стираю с окна буквы.

– Ты козел. Просто держись от меня подальше.

Снова пытаюсь открыть дверь, но он хватает меня за руку.

– Я с ней не спал.

Я замираю и чуть-чуть поворачиваю голову. Что?

– Я соврал, – говорит он. – Вчера пригласил ее поужинать, чтобы заставить тебя ревновать, а сегодня, когда она стала намекать всем подряд на то, чего не было, не стал ей мешать. Но я к ней не притронулся.

Его горячее дыхание обжигает мне шею. Кажется, он наклонился к моим волосам.

– Не хочу причинять тебе боль, – шепчет он, и по тону слышно, что его переполняют чувства. – Мне никто больше не нужен. Я думаю только о тебе. – Он замолкает. У него дрожит голос. – Все время о тебе думаю, Райен.

Обо мне.

– Извини, – продолжает он. – Просто нужно было как-то тебя расшевелить. Я хотел знать правду.

Я поворачиваюсь и смотрю на него сквозь слезы.

– Не притронулся к ней, говоришь?

Он кивает.

Я замахиваюсь, чтобы ударить его, но он перехватывает руку, сажает меня к себе на колени и гладит по лицу.

– А ведь у меня было полное право, – пытается он меня уколоть, – особенно когда ты позволяешь этому уроду тебя лапать, хотя знаешь, что у меня от тебя стояк на неделю.

Я закусываю нижнюю губу, стараясь не заплакать. Никогда не плачу перед парнями.

– Ты меня заводишь. – Он берет меня за щеки, убирает волосы с глаз и вытирает с лица слезинку. – Боже, как же ты меня заводишь. Ты сводишь меня с ума. И я хочу, чтобы тебе тоже нравились мои прикосновения. Тебе они нравятся?

Я смотрю ему в глаза и читаю в них мольбу. Даже не мольбу, а жгучую необходимость. Он так отчаянно хочет услышать, как я это произношу.

И в этот самый момент понимаю, что хочу быть единственной девушкой, на которую он когда-либо так смотрел.

– Ты не скучная, – мягко говорит он. – И не обычная, и не заносчивая. Ты меня иногда бесишь, но в то же время восхищаешь. Только ты.

Лицо Мейсена скрыто в тени, но я чувствую его всем телом. Он прижимается ко мне лбом и говорит вполголоса, а у меня внутри словно ураган.

– Нас с тобой не заметят. Знаю, ты этого боишься. Ты – совершенство. А я не вписываюсь в их мир. Ты – красавица, а я – плохой парень, так ведь?

Его дыхание обжигает мне губы. Я кладу ладонь поверх его руки у меня на щеке, просовывая свои холодные пальцы между его горячими.

– Какое нам до них дело, Райен? Никто не узнает, что мы чувствуем.

Глаза уже болят оттого, что я сдерживаю слезы. Я тяжело вздыхаю и даю им волю. Потом перекидываю ногу через его колени и сажусь на него верхом. Сжимаю в кулаке его футболку, наши губы всего в паре сантиметров друг от друга.

– Если ты все-таки прикасался к ней, – говорю я, всхлипывая, – это будет очень подло с твоей стороны.

Он кивает.

– Знаю. На всякий случай специально для тебя оставлю в машине нож.

Я смеюсь и целую его. Он кладет руки мне на бедра, и я прижимаюсь к нему. Обнимаю его за шею и целую глубже. Тепло проходит через губы и растекается по телу, до самых кончиков пальцев ног.

Но я отстраняюсь и поворачиваю голову в сторону лобового стекла. Черт. Мимо ходят люди, я вижу двух парней в машине перед нами и еще нескольких – в соседней.

Мейсен целует и покусывает мою шею.

– Стекла затонированы, – бормочет он, не прерывая процесса, – гораздо сильнее, чем позволено законом.

Я снова поворачиваюсь к нему и не могу оторваться от его губ. Музыка и смех слышны всего-то в паре метров от нас. Мы окружены звуками, но нам плевать. Кто-то, проходящий мимо пикапа, мельком заглядывает внутрь, и я испускаю стон.

Мейсен снова переходит от губ к шее. Я чувствую, что его желание растет, закрываю глаза и прижимаюсь к нему.

Он поднимает голову, берет мое лицо в ладони и вытирает слезы большим пальцем.

– Хоть раз скажи мне правду.

Я облизываю губы, сгорая от желания снова поцеловать его, но он упорно смотрит мне в глаза. Нет, этот парень не даст соскочить с крючка.

Я наклоняюсь и прислоняюсь к нему лбом.

– Мне не нравятся бутерброды с сыром, – признаюсь я, закусывая губу. – «Мост в Терабитию»[9] – моя любимая книга. Нам читала ее учительница в пятом классе, и я потом еще долго была под впечатлением. Я готовлю бублики с перцем халапеньо, потому что однажды мама сказала, что это любимое блюдо отца. – Поднимаю глаза и вижу, что он смотрит на меня все так же пристально. – Он бросил нас, когда мне было четыре, и с тех пор я его не видела. Если мама дома, я их не пеку.

Я прикусываю губу сильнее, но он прижимает ее большим пальцем. Понимает, как сильно я волнуюсь.

– Я не лажу с сестрой, – продолжаю раскрывать душу. – Да и отношения с мамой в последнее время испортились. Знаю, что по большей части это моя вина. Я сплела вокруг себя огромный кокон и перестала пускать в него людей. – Я замолкаю, а потом добавляю: – Большинство из них.

К глазам приливают слезы, и у меня вырывается всхлип. Он притягивает меня к себе ровно настолько, чтобы дотянуться до губ и поцеловать.

– Никак не могу насытиться тобой, – говорит он.

Я улыбаюсь сквозь слезы.

– А иногда… – продолжаю я, насладившись очередным поцелуем, – иногда, когда я вижу Лайлу, мне хочется наблевать прямо на нее.

Он вдруг хмыкает, а потом и вовсе начинает хохотать. Его лицо расплывается в улыбке, а тело содрогается от смеха. Я снова целую его. Наши губы сливаются воедино.

– А в прошлую пятницу, – шепчу я, играя языком с его нижней губой, – после мойки авто…

– Да-да? – Он опускает руки мне на бедра и слегка кряхтит, когда я прижимаюсь вплотную.

– Я думала о тебе, – шепчу я ему на ухо. – Думала, когда легла в постель.

Его пальцы впиваются мне в бедра, он тихонько рычит, покрывая меня поцелуями и тяжело дыша. Губы спускаются вниз по шее, и я едва замечаю, что одна из лямочек майки соскальзывает с плеча, которое мгновенно согревается от тепла его губ.

Приобняв, он не дает мне сдвинуться с места и снова зарывается в шею, с наслаждением вдыхая мой запах.

– Чувствуешь меня? – шепчет он, прижимаясь ко мне бедрами. Все еще всхлипывая, я начинаю тереться о бугор у него между ног.

– Да.

И вдруг замечаю: что-то изменилось. Воздух ласкает мою кожу там, куда раньше не проникал.